Товарищ Ссешес

3.08.1941 г. Ссешес Риллинтар (абсолютно трезвый)

Любой институт можно рассматривать как миниатюрную модель общества, так как среди преподавателей, лаборантов, техников и студентов всегда есть шанс увидеть таких персонажей, что просто за голову впору схвататься. Так что опыт студенческой, аспирантской, а затем преподавательской жизни дает бесценные навыки общения с различными индивидами.

Больше всего глава прибывшего по мою темную душу отряда напоминал начальника первого отдела моей альма-матер с легкой примесью старшего полутысячника храмовой стражи Искривленной башни. Было в нем что-то от прирожденного дроу. Может, взгляд, а может, мне просто была симпатична его стальная воля, не дрогнувшая даже после обработки в лучших темноэльфийских традициях. На него даже ударная доза моей настоечки фактически никак не повлияла — вот ведь сила воли у человека. После предложения проветриться как раз и состоялся долгожданный разговор.

— Отойдем, Николай, сын Антона? — как будто невзначай приглушенным голосом произнес я, находясь в полушаге от товарища Иванова, пристально при этом разглядывая показавшийся из-за очередной тучки кусочек луны, величаво плывущий в ночном небе над зубчатым краем лесной стены, окружающей поляну.

— Почему бы не отойти? Отойдем, Ссешес Риллинтар. Не ошибся в именовании?

— Если официально, то еще необходимо добавить Глава Дома, но в данном случае протоколом можно пренебречь. Ведь среди присутствующих нет светлоэльфийских зануд, способных испортить задушевный разговор темноты и стали своим невозможным снобизмом. — Отойдя буквально с десяток шагов в сторону от основной группы, наслаждающейся ароматной махоркой, вкусной выпивкой и обильной закуской в дополнение к свежему воздуху, мы, повернувшись к ним спиной, остановились на расстоянии вытянутой руки друг от друга.

Наступила тишина. Не смотря в сторону гостя, я принялся перекладывать на шатких полках своих мыслей те незначительные общие факты, которые мне были известны о методах действия людей, подобных моему новому знакомому и его руководству. Темноэльфийские воспоминания, густой темной пеной вскипевшие в моей моментально очистившейся голове, в этом случае мало что могли дать, а человеческие знания зияли такими пробелами как раз в области общения с силовыми структурами, что тоже не особенно помогали. Потому-то мой взгляд медленно скользил по проступающим в серебре ночи стволам деревьев, плетям кустарника и мягкому даже на вид ковру травы, устилающему поляну, практически вогнав меня этим в медитацию. Поэтому внезапно прозвучавший вопрос, разбивший блаженную корку созерцания, окружившую мой разум, еще бы чуть-чуть — и заставил меня вздрогнуть.

— И почему?

— Страх. — Равнодушно пожав плечами в обступившей нас темноте и прохладе летней ночи, продолжил: — Страх и ненависть.

— Тогда почему пошел на контакт? — Ровный голос, освобожденный от всяческих эмоций. Голос истинного дроу. Этот человек был явно рожден не в своем теле. Он достоин ответа. Подробного ответа, который без искажений и эмоций дойдет до его владыки.

— Месть и трезвый расчет. Общий враг. Что еще нужно для начала дружбы?..

3.08.1941 г. Николай Антонович Иванов (абсолютно трезвый)

«Казбек» показался необыкновенно вкусным после странноватых запахов подземелья. Ребята справлялись пока неплохо — трезвых уже нет. Посмотрим утром. Не оклемаются — в ручей и пробежка.

Как же тебя назвать-то… Отписываться все равно придется. Ну… пока объектом будешь. Страх, говоришь? Ненависть? Ты говори, хлопчик, говори… Мне пока неважно, о чем ты говоришь… Мне важно — как? Отойдем чуть-чуть. Присядешь? Осторожен. Хорошо стал, правильно. Слишком правильно (значит, опыт есть — обученный, скорее, не шкурой взятый. Или мало его — вон как плечи напряглись. И рука от ножа недалеко).

Месть и расчет для дружбы? А ведь загибаешь, парнишка, загибаешь. И о себе не все говоришь… Поглядим на тебя, мальчик, послушаем… А там как скажут.

Почему-то вспомнилась Москва. Перед вылетом.

«Документы ты читал. Я ж тебя с Туркестана помню — дотошный ты. И райончик знакомый… Что скажешь?» — «Почерк… непонятный. Не немецкий. Слишком… сложно. Англичане?» — «Ну уж не японцы. Хотя… Ты пей чай, пей. Специально, как ты любишь, кок-чай заказывал».

След от подстаканника кружком вдавился в сукно.