Товарищ "Чума"#4

[1] Геронтоло́гия (от др.-греч. «старик» + «знание, слово, учение») — наука, изучающая биологические, социальные и психологические аспекты старения человека, его причины и способы борьбы с ним. Термин ввёл И. И. Мечников в 1903 году.

Глава 3

Я сидел, привалившись спиной к тонкой белоствольной березе, натурально «расплывшись» на солнышке. Подбитые на поле танки уже перестали жарко полыхать, а лишь чадили чёрным вонючим дымом. Пшеница, выгоревшая местами, тоже погасла. Хорошо, что всё вокруг было мокрым от проливного дождя, устроенного лешим по моей просьбе.

Да он и сам сидел сейчас рядом со мной плечом к плечу, с удовольствием уплетая оставшуюся печеную картоху и запивая её парным молоком. Молоком злыдень разжился у Глафиры Митрофановны, просто умыкнув его после вечерней дойки. Достанется же ему по возращении от мамашки на орехи!

Но сейчас Лихорук был, наверное, самой счастливой нечистью на земле. Он тоже сидел на земле возле небольшого, им же разведенного костерка, в котором еще пеклась картошечка, и, урча, словно сытый кот, щурился своим единственным глазом на ласковое солнце. В таком грандиозном побоище он еще никогда не участвовал. И его сейчас распирало от поглощенной силы, которой он был «залит» по самый край, под самую высокую «завязочку» резерва.

Леший тоже был весьма доволен: он избавился от врагов, которые грозили причинить вред его бесценному лесу, да и территории у него приросло изрядно. Дело в том, что Тарасовки и её окрестностей больше не существовало «в природе». Там, где всего пару часов назад стояли многочисленные деревенские избы, Дом культуры и прочие объекты социальной структуры, не осталось ничего!

Да-да, вообще ничего! Словно и не было тут никакой жизни, кроме исконной лесной, отнятой и отвоёванной у лешего людьми когда-то давным-давно. А сейчас он просто вернул своё. Не знаю, какие уж байки будут ходить среди партизан, когда они в очередной раз заглянут в эти края. Похоже, что слухи про сгинувшие в лесу за одну ночь целые деревни, не такие уж и слухи. Сам тому свидетель.

Уцелело только небольшое поле пшеницы, у которого мы и сидели, лениво наблюдая за легкими пролетающими облаками, которые временами перекрывал жирный и вонючий дым от чадящих немецких танков. Из всей танковой дивизии, что была отправлена в наши края по мою душу, не выжил никто. Леший лично в этом убедился, разослав своих быстроногих гонцов по всей округе.

По всей видимости, уцелели лишь те фрицы, кто отправился в качестве охраны с Вольфгангом Хубертусом, отчего-то решившим забрать моего смертельно раненного старика в Берлин. Но я, если честно признаться, был ему за это благодарен. Недаром же сама судьба подарила жизнь этому молодому фрицу, «отведя» мою руку. А взамен этот сопляк-эсэсовец что-то сделал с моим стариком…

А ведь он тоже, по сути, спас ему жизнь. Я в тот момент точно знал, что дед — не жилец. И спасти его обычными способами (поскольку магия не работала) невозможно. Моя «ложная» память это стопроцентно подтвердила. Иначе, я не оставил бы его прикрывать мой отход.

Однако, судьба-злодейка сделала очередной «финт ушами», и Чумаков-старший чудом выжил… И назвать это как-то по-иному, я не мог — для меня это было действительно настоящее чудо.

Вот только нужно было как-то теперь вызволять старика из Берлина. Но как это провернуть, я пока не знал. Но то, что я не оставлю его — факт, не подлежащий обсуждению! Вот немного передохну от трудов «праведных», и совершу полноценный «дранг нах[1]».

— Чего закручинился, товарищ мой Чума? — закинув в рот очередную чумазую картошечку (леший даже не утруждал себя тем, чтобы очистить её от превратившейся в угольки кожуры), поинтересовался дедко Большак. — Мы с тобой такое большое дело осилили… Даже злыдень твой настоящим богатырём-героем себя проявил. Даже не знаю, как вас оба-двое и благодарить…

— Не надо благодарностей, дедко Большак! — Я по-приятельски обнял старичка-лесовичка за худые угловатые плечи (это, если что, «обманка» — уж я-то знаю, каким на самом деле может быть этот могучий лесной дух). — Одно дело сделали — уничтожили супостата, что на землю нашу пришел роток разевать!

— Ага, — согласился со мной леший, — на чужой каравай роток не разевай! Будь по-твоему, товарищ мой Чума, обойдемся без взаимных благодарностёв! Но знай, что ты мне теперь — нипервейший друг! Самый желанный гость в моём лесу!

— Вот это другое дело! — обрадовался я. — А вот скажи, дедко Большак, а как в других лесах заведено? Например, твоя чудесная тропинка в нем откроется?

— Если хозяина свово в том лесу нет — мало нас, леших, на свете осталось, — пояснил он, — то вполне себе откроется. Так-то способности у нас схожие… А ты никак собрался куда, товарищ мой Чума?

— Друга моего супостаты пленили и с собой увезли, — тяжело вздохнув, ответил я. — Он за меня жизни своей не жалел… Вызволять его собираюсь, дедко Большак.