Товарищ Богдан

И на плечах могучих

Товарища несут.

Поет Бабушкин, кое-кто из ссыльных подпевает. А Бабушкин нет-нет, да и глянет украдкой на Хоменчука. Ведь какой певун! Неужели утерпит? Неужели не присоединится?

А Хоменчук будто и не слышит песен. Сидит, молчит. О чем-то своем думает.

Пришли, остановились,

Сказал он: "Братцы, стой!

поет Бабушкин.

Выройте могилу,

Расстаньтесь вы со мной!

Неужели Хоменчук так и не подтянет? Так и промолчит?

Кончил Бабушкин. Все зашумели, заговорили.

И тут встал Хоменчук. Поднял голову, глаза прикрыл.

Ревэ та стогнэ Днипр широкий...

Все сразу умолкли, только его и слушают. А голос у Хоменчука густой, как сметана. И сочный, как спелый арбуз.

"Ага!" - радуется Бабушкин.

Поздно разошлись ссыльные по домам.

Бабушкин лег, но, хотя устал, не спалось.

И все слышался в темноте густой бас Хоменчука.

"А что глаза - это ничего. Не все сразу. Главное лед тронулся".

* * *

Вскоре выяснилось: рано Бабушкин радовался.

"Пельменного" заряда хватило Илье Гавриловичу всего на два дня. А уже на третий - он снова лежал, прикрывшись облезлой шкурой, вялый и безучастный. И глаза у него по-прежнему были тусклые, неподвижные. Рыбьи глаза. И даже космы опять на лоб лезли. Будто уже успели за три дня отрасти.

"Так, - подумал Бабушкин. - Вот, значит, какая петрушка..."

И опять вспыхнул перед ним сверкающий в ночи факел...

* * *

Прошло несколько дней. К Илье Гавриловичу снова пришел Бабушкин. Тот по-прежнему лежал возле огня. Казалось, он все эти дни вовсе и не вставал.

- Ого! Так можно и бока продавить! - покачал головой Бабушкин.

- А что прикажете? Танцевать? - вяло пошутил Илья Гаврилович.

- Есть план, - Бабушкин снял меховую кухлянку, рукавицы, сел у огня. Вставайте. Нужна ваша помощь.

- Опять пельмени? - по-прежнему лежа, невесело протянул Хоменчук.

- Нет, тут дело посерьезнее...

Бабушкин рассказал свой замысел. Каждый ссыльный получает "на харчи" от казны 15 рублей в месяц. На эти деньги не очень-то разгуляешься. И вот он решил устроить мастерскую. Чинить прохудившиеся ведра, кастрюли, чайники, если нужно - и старое ружьишко исправить, и по дереву, если придется, тоже. Короче - мастерская на все случаи.

Инструмент кое-какой имеется. Так что можно начинать.

Он уже сегодня обошел соседние юрты, передал якутам: открывается мастерская, несите заказы.

- Ну, и чините, - неторопливо раскурив коротенькую якутскую трубку, сказал Илья Гаврилович. - Чините себе на здоровье.

Он лежал на спине, глядя в низко нависший черный земляной потолок.

- Одному не совладать, - сказал Бабушкин. - Вдвоем оно всегда сподручней. Вот вместе с вами и откроем мастерскую.

- Шутить изволите, сударь? - возмущенный Илья Гаврилович даже надел пенсне, словно хотел получше разглядеть Бабушкина. - Вы слесарь. А я юрист, присяжный поверенный. Я и паяльника-то никогда в руках не держал!

- Ничего, ничего, - улыбнулся Бабушкин. - Научу. И слесарем, и жестянщиком сделаю. И столяром. Говорят, из присяжных поверенных как раз превосходные столяры получаются.

- Вам весело?! - вспыхнул Хоменчук. - Я сказал - нет, и все.

- Так... Значит, нет? - Бабушкин сразу стал серьезным. Насупился. Значит, не хотите помочь? И это по-товарищески? Одному же мне не осилить! Подсобите хоть только начать, наладить мастерскую, а там - как угодно...

Долго Хоменчук еще упрямился, но, как ни отбивался, пришлось ему встать.

Пошли к Бабушкину.

- Во-первых, надо смастерить верстак, - сказал Бабушкин.

Два дня потратили они на этот проклятый верстак. Все было трудно.

Доски - где их тут возьмешь? Все же нашли. На берегу Яны откопали из-под снега старую развалившуюся лодку. Разобрали ее - вот и доски.

Гвозди? Тоже раздобыли. Совсем немножко, но раздобыли.

Хуже всего оказалось со столярным клеем. Нет, хоть умри. Ни плитки.

- Пока придется обойтись, - сказал Бабушкин. - А потом сварю. Я рецепт знаю. Будет не хуже фабричного.

В общем, сколотили верстак. Не очень красивый, но крепкий.

Поглядеть, как они мастерят, в юрту набилось много якутов.

Старики сидели у огня на лавках, сосали свои коротенькие трубочки и изредка коротко и солидно давали советы.

Тут же хозяйка пекла на огромной сковороде ячменные лепешки. Они у якутов заменяют хлеб. Тут же ползали чумазые ребятишки.

Тесно в юрте, шумно.

А когда верстак встал - совсем уж не повернуться.

Потом Бабушкин и Хоменчук налаживали инструменты.

Точили стамески и пилу. И топор наточили, как бритву. И новые рукоятки сделали - для долота и молотка.

Но инструментов было мало. Бабушкин по всем юртам прошел: у кого, может, какой-нибудь стертый напильник завалялся, или молоток, или отвертка, давно отжившая свой век.

- Дайте в долг, - говорил Бабушкин. - Потом верну.

Якуты народ добрый, простодушный.

- Бери, Уйбан. Работай хорошо, Уйбан.

Так они переделали на свой лад имя Бабушкина.

Это Иван Васильевич с первых дней ссылки подметил: якуты не выговаривают "в". Потому простое "Иван" для них слишком заковыристо.

А один старый, совсем старый якут где-то раздобыл и принес даже тяжелую кувалду. Как только дотащил?!

- На, сударский, бери.