Тоуд-триумфатор

— Любовь как смягчающее обстоятельство? — Председатель суда нехорошо усмехнулся. — В наших судах не рекомендуется прибегать к такой формулировке, так как она говорит о слабоумии, присущем самым криминальным, диким слоям населения, так что я не советую вам… Одно лишь упоминание о страсти, которую вы называете любовью, удваивает срок наказания, а в случае высшей меры наказания, (должен вас предупредить, она вполне вероятна для этого негодяя Тоуда) это послужит достаточным основанием для всемерного ускорения исполнения вынесенного приговора.

— Месье! — вскричала Мадам, теперь уже совершенно взвинченная и не владеющая собою. — Я могу что-нибудь сделать?

— Обратиться за помощью к своей стране, к своему правительству, к самому президенту, и, возможно, Мадам, если он придет к нашему монарху, снимет перед ним шляпу и попросит за вас, то срок вашему сыну сократят на месяц-другой, а частоту посещений увеличат до одного раза в год.

Председатель суда, как очень многие выдающиеся деятели мужского пола и преклонного возраста, был слабым знатоком женских страстей и еще худшим политиком. От всего вышесказанного Мадам пришла в такое негодование, что немедленно отправилась в Город, во французское посольство, подняла посла с постели своим рассказом об оскорблении нации и нападении на французского гражданина, принадлежащего к одному из древнейших семейств, а именно к семье д'Альбер-Шапелль, притом на одного из ее самых мирных и невинных представителей. Казалось, речь идет по меньшей мере о повторном форсировании Ла-Манша англосаксонскими ордами и жестоком и бесчеловечном нападении на галльских женщин и детей. Мадам оказалась необыкновенно красноречива, и, хотя поиски мистера Тоуда и его сообщника не были прекращены немедленно, колеса дипломатической машины завертелись, и к утру телеграмма уже лежала на рабочем столе одного официального лица, очень важного лица в Елисейском дворце, резиденции президента Франции и всех ее колоний.

Обычно требуются года два-три, чтобы такое дело раскрутилось, но на это обратили столь серьезное внимание, что через какие-то недели, то есть примерно к тому времени, как Тоуд с Графом добрались до таверны «Шляпа и Башмак» и заключили свое безумное пари на возвращение Крота и Рэта, президент Франции принял меры и уполномочил своего эмиссара нанести визит в Сент-Джеймский дворец и недвусмысленно выразить мнение главы Франции обо всем случившемся.

Спустя считанные часы после надменного ответа британского двора, весьма глупо упомянувшего Азенкур и Ватерлоо, а также никому не интересные войны галлов против римлян, французские военные корабли уже стояли в Ла-Манше, а орудия нескольких фрегатов и эсминцев были нацелены на такие символы английской национальной гордости, как скалы Дувра и его Замок.

Что касается перебранок в газетах, переговоров между послами, генералами, синодами, спешно создаваемыми военными советами и, наконец, между самими монархом и президентом (а именно тогда они едва не встретились посередине Ла-Манша, чтобы скрепить своими подписями договор об экономическом и культурном сотрудничестве, что сейчас многими оспаривается), то на всем этом пребудет покров тайны еще по крайней мере сто пятьдесят лет, как всегда бывает в таких случаях.

Но решение было найдено, и компромисс достигнут, мистер Тоуд из Тоуд-Холла и его французский сообщник реабилитированы, а Королевское Общество и Орден Почетного Легиона обменялись наградами, присужденными нескольким судьям, офицерам полиции и епископам.

Короче говоря, неприятный инцидент с мистером Тоудом и оскорбление Франции в лице графа д'Альбер-Шапелль и вдовствующей графини замяли в интересах обоих государств и всех причастных к нему лиц.

И в тот самый момент, когда мистер Тоуд в задрипанной таверне около Латбери встал, чтобы сделать свою последнюю ставку, с него и его сообщника были сняты все обвинения в связи с инцидентом в доме его светлости, а вполне удовлетворенная Мадам согласилась продолжать работу над произведением, призванным прославить мудрую власть Закона, величие Правосудия и укрепляющую дух Святую Церковь. Дело полностью уладилось.

Конечно, Тоуда не могли известить об этом немедленно, потому что никто не знал, где он, но констебли его уже искали, и, узнав от них хорошие новости, он смог бы вернуться домой без всяких опасений и даже как герой.

Прендергаст первым узнал, что все обвинения против Тоуда сняты, и тут же поспешил к Барсуку разделить с ним радость.

— Разумеется, сэр, новости одновременно и хорошие и плохие, если мне позволено будет высказать свое мнение. Сегодня утром я получил телеграмму от мадам д'Альбер-Шапелль, суть которой сводится к тому, что мистер Тоуд реабилитирован на самом высоком уровне и против него больше не выдвигается никаких обвинений.

— Уф, — облегченно вздохнул Выдра.

— Теперь он еще больше заважничает, — проворчал Барсук. — Ну а плохие новости?

— Я думаю, что послание Мадам, составить которое ей вряд ли помогал кто-нибудь, кто знает английский язык, тем не менее все проясняет, сэр, — сказал Прендергаст, вручая телеграмму Барсуку.