Снаружи - это изящная пагода, легкая, как бумажный фонарь, зеленая, как леса вокруг. Изнутри - немыслимая смесь: каменная берлога, украшенная благородными металлами. Вонь стоит невыносимая, даже блеск храмовых реликвий тускнеет из-за ползущих вверх влажных испарений. Верховный жрец настоящий гигант по сравнению с мелкой расой своего народа. Застаю его замершим в позе самосозерцания и погружения в себя.
Он знает о моем прибытии. Об этом ему поведали священные книги его предшественников. Несколько дней назад он объявил, что боги подали ему знак: иноверец явился, и теперь, поскольку я действительно здесь, его считают пророком.
Экзальтированные толпы растут, люди грудятся, задыхаются в тяжелом смраде пота и коровьего навоза. Они ждут меня, а когда я приближаюсь, отшатываются от меня, словно от прокаженного, словно я надругался над их богами.
Верховный жрец все еще неподвижен. Он не знает, что я скажу и как поступлю. Сколько бы я ни приходил сюда я всегда иной, хотя, в сущности, спрашиваю об одном и том же.
Сейчас я врываюсь в храм разъяренный. Громким голосом вдребезги разбиваю его нирвану:
- На севере, - говорю, - твой народ сражается против китайцев, там умирают тысячи людей. Если бы ты избрал тотемом воинов, они стали бы священными и неприкосновенными и не пошли бы в этот бой.
- Вишну, Джанамеджая, Шива, Джараткару, Яма, Такшака и Брахма указали мне на корову, - гневно отвечает жрец.
Он думает, что я буду спорить с ним, но нет, я понастоящему разъярен, и моя рука с громким звуком опускается на его щеку.
На этот раз они даже не ждут темноты. Под ярким полуденным солнцем жертвенный нож, сверкнув, как сломанный солнечный луч, вонзается под мою левую лопатку. Я вижу, как моя тень падает на восток, и следую за ней.
Долго иду через горы. Всю зиму. Но вот задувает теплый ветер, просыпаются деревья. Часто отдыхаю под цветущими вишнями, и вот, наконец, передо мной океан. В коралловой горсти его залива меня ожидает смешное беспомощное каноэ. Оно может рассыпаться от дуновения утреннего бриза или быть раздавленным в клещах океанских волн, но я, нажимая на весло, плыву вперед. Море играет моим суденышком, и оно, подскакивая на волнах, скользит дальше. Так я плыву долгие месяцы, и только стаи акул сопровождают меня.
Когда я вновь ступаю на твердую землю, застаю то же самое, что и в прошлый раз: колибри и красношейки околдовывают небо своими крылышками и щебетом. Все, как и прежде: краснокожие индейцы истребляют друг друга с таким же остервенением, с каким истребляли друг друга раньше. Одно племя за другим откапывает томагавки и вступает на тропу войны. Войны здесь чередуются чаще, чем дни; смерть - чаще, чем ночи. Я более не слышу щебета колибри, а только птичий писк стрел, запускаемых индейцами друг в друга.
Когда я был здесь в последний раз? Сто лет назад, двести? Время ничего не изменило. Стрела, томогавк, скальп - затем все снова.
Я спрашиваю себя, есть ли хоть какой-нибудь смысл говорить с верховным жрецом? Нет, отвечаю, будет то же самое. Знаю это и все же иду.
- Кто он твой тотем, жрец? Этот? - В руках у меня большой орел. Я легко поймал его возле храма.
- Этот, - отвечает верховный жрец. И тут же его ногам падает оторванная голова орла. Я быстр. И сразу же к моим ногам падает мой собственный скальп. Жрец еще быстрее.
В наушниках слышится голос командора:
- Поэт...
Меня зовут Поэт. На моей планете каждый человек искусства называется именем своего таланта.
- Поэт, я хочу напомнить, что твое участие в эксперименте добровольно, и ты можешь отказаться в любую минуту. - Его голос звучит полуофициально, но вдруг становится дружески сочувственным. - Тебе не надоело погибать?
- Надоело. Но хуже всего то, что я не нахожу никаких изменений...
- Мы определили, что их и не может быть на этом уровне.
- А в будущем?
- Мы и его рассчитали. К сожалению, в далеком будущем планета безлюдна, на ней полностью хозяйничают кошки, коровы, орлы и прочие тотемы.
- Командор, о том же говорили и на Земле, предрекая ей и потоп, и апокалипсис, а чем кончилось? Посмотри, чего мы, земляне, добились!
Следует долгая пауза.
- Мы предлагаем тебе вернуться на корабль, определи час и место приземления десантной ракеты.
- Вы направите другого?
- Никого мы не будем направлять. Мы не имеем права вмешиваться.
- Тогда я прошу разрешить мне вернуться во времени.
- На сколько?
- На сто миллионов лет.
- Только осторожнее. Поэт! Повторяю: мы не имеем права вмешиваться.
- Знаю, будьте спокойны.
- Зачем тебе это?
- Ну... - я ищу причины, объясняющие мой поступок. - Я же все-таки поэт....
Командор снова надолго замолкает. Затем произносит:
- Возвращение разрешаю.