Читаем Тотальные истории. О том, как живут и говорят по-русски полностью

На Токаревской кошке я чуть не тронулся умом. Все шло как обычно: проверка грамотности, мини-тесты, порхающая бабочкой и ползающая ужом фотограф Женя Анфимова, планшеты, штативы, значки с логотипом Тотального диктанта, и вдруг… я поворачиваю голову и вижу, как метрах в ста от берега на воде стоит девушка в костюме лисы. И хвост опущен в море, как у сказочной плутовки, что ловила им рыбешку на ужин. Зажмуриваюсь и мотаю головой, но когда открываю глаза, девушка-лиса никуда не исчезает. Подставив лицо солнцу, она наслаждается солнечным днем, легким ветерком и спокойствием океана. В ста метрах от берега! Мозг мой начинает давать сбои, так как разумного объяснения тому, что наблюдают глаза, не находит. Если флегматичная прогулка по морским волнам выглядит фантастически, то костюм лисы — просто абсурдно. Беззвучно открывая рот, я поворачиваюсь к старушке, выгуливающей на косе у маяка двух внуков. Рука моя указывает вдаль, на странный мираж, привидевшийся мне. Язык не слушается, и вместо вопроса выплескиваются изо рта отдельные звуки:

— А… э… у…

Старушка поднимает голову, бросает взгляд на лису и равнодушно произносит, взмахом руки указывая куда-то в сторону:

— Да там их сотни полторы…

Почти смирившись с неизбежным — частичной потерей рассудка, я послушно поворачиваю голову и обнаруживаю толпу мирно стоящих на поверхности моря горожан. Они гораздо дальше девушки-лисы, их лиц не разглядеть, только руки иногда синхронно поднимаются над головами и тут же опускаются вниз. Я вдруг понимаю: они гребут! И, резко развернувшись к лисе, к огромному своему облегчению различаю у нее под ногами нечто вроде доски. Людей, которые чуть не свели меня с ума, во Владивостоке называют саперами, с ударением на первом слоге, а их средства передвижения — сапами. В тот день они впервые в году вышли в море, отыскали льдину и сожгли на ней чучело Зимы. Вероятно, и девушка в костюме лисы участвовала в этих театрализованных масленичных гуляниях.

Спустя четверть часа пара саперов уже проходит тест на грамотность, попав в цепкие руки гвардии Ребковец.

* * *

Последним официальным мероприятием этого дня стала моя лекция в молодежной библиотеке «БУК» на улице Светланской. Называлась она «Легенды и мифы сибирских городов». В светлом и уютном помещении библиотеки, где на антресолях устроен читальный зал, а на широком подоконнике задумчиво смотрит за окно гипсовый Пушкин, я рассказывал о пропавшем в Сибири ковре королевы Елизаветы, фальшивой шпаге Витуса Беринга, поиске срединной точки Родины и мистических призраках Владивостока. Все вышло так, как люблю: меня слушали, задавали вопросы, со мною спорили и соглашались. А после выступления подошла женщина и сказала, что читала мой блог десять лет назад. Это оказалось так мило и трогательно!

Мартовские сумерки неторопливо опускаются на Владивосток. И он нехотя возвращается от моря в сопки, поднимаясь вверх по улицам-змеям. Ветер упрямо дует в спины, выпроваживая людей по домам, но они продолжают цепляться за скамейки набережных, за открытые двери кафе и друг за друга. Город у моря никогда не засыпает полностью.

<p>Глава 2. Владивосток — Уссурийск (99 км)</p>Маршрут: Владивосток (год основания — 1860-й) — Алексеевка (1907 г.) — Уссурийск (1866 г.). Время в пути: около двух часов.

За четыре года позапрошлого века пароходы Добровольного флота, купленные в Германии на народные пожертвования, перевезли из Одессы во Владивосток более двадцати тысяч крестьян. Волны украинских переселенцев хлынули с пароходных палуб на приморские сопки подобно цунами. Вместо трех, пяти, в лучшем случае восьми десятин земли здесь давали до ста! В ХХ веке Транссиб перехватил поток приезжих, а украинцы продолжили активно заселять Дальний Восток. По переписи 1926 года во Владивостокском округе их было около трети от всех жителей — 32,8 %! Многие поселения вдоль современной автотрассы «Уссури» основаны выходцами из Украины: Алексеевка, Черниговка, Спасск-Дальний, Переяславка.

Приморье охотно привечает приезжих и сегодня, но едут сюда все больше люди временные — студенты, туристы и гастарбайтеры. Как шутят в городе, Владивосток — это когда узбек на корейском автобусе объясняет на русском языке китайцу, как проехать в ресторан японской кухни. Самолет, которым я прилетел в приморскую столицу, был полон будущих гастарбайтеров из Кыргызстана. Дорога в генах у кочевника, даже если он выехал за пределы своего кишлака в первый раз. Никогда еще я не видел такой оживленной ночной жизни в десяти километрах над землей: киргизы перемещались по салону, менялись местами, передавали друг другу вещи и гаджеты, обменивались новостями из мессенджеров — в общем, жили обычной жизнью каравана, а не дремали застывшими куклами в ожидании посадки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки