Когда Филип ставил потайной фонарь на землю, рука у него ужасно дрожала. Казалось, запах горелого масла навсегда впитался в ноздри. Он схватил Хопвита за плечо:
– Слушайте меня внимательно. Сегодня судья, наверное, весь день допрашивал свидетелей. Вы слышали, о чем он с ними говорил?
– Откровенно говоря, да, милорд.
– И все свидетели утверждают, что Молли убили около трех часов ночи?
– Именно так, милорд. И леди Олдхем, и молодой мистер Ричард Торнтон вполне в том убеждены.
– А теперь подумайте сами! Все обвинения против меня, Хопвит, основаны на одном-единственном пункте: что убийство произошло в темноте. Все считают, будто я по ошибке принял Молли за свою жену и задушил ее. Если бы в спальне в три часа ночи горел свет, я бы не мог принять Молли за Хлорис, даже находясь в будуаре. Убийство Молли становится бессмысленным, а дело рассыпается! Вы согласны со мной?
Хопвит опустил голову и некоторое время молчал.
– Милорд, – сказал он, – вплоть до этого времени я ни разу в жизни не считал себя дураком. Но теперь считаю. Вы правы. И потом…
– Они говорили что-нибудь еще?
– Как раз около трех – сразу после того жена Мокама слышала, как пробили часы на конюшне, – сама Молли приподняла штору и выглянула наружу. Она выросла у них на глазах, и они узнали бы ее в любом обличье. Потом она отвернулась, словно разговаривала с кем-то, стоявшим у нее за спиной, и опустила штору.
– Погодите! – воскликнул Филип.
– Милорд, мне больно. Если вы будете так добры и отпустите мое плечо…
Филип разжал руки. Он попытался изгнать из головы картину, леденящую кровь: Молли у ярко освещенного окна, а сзади прячется убийца.
Неужели все прежние подсчеты времени, включая и догоревшие свечи, разрушаются этим новым свидетельством? Нет, нисколько. По его версии, Молли гасит свечи и ложится спать около четверти третьего.
Но убийца, который проскользнул в загадочным образом незапертую дверь из коридора в будуар, должно быть, не встревожил ее. Ничего не опасалась, Молли снова зажгла свечи. В конце концов, чтобы убить, не требуется много времени. Если убийца, перед тем как уйти, снова задул свечи, никто ничего не заметил. Но если так…
– Хопвит!
– Да, милорд?
– Как случилось, что ваши свидетели заметили свет в окнах еще до того, как Молли подняла штору? Насколько я помню, шторы были задернуты.
– Не очень плотно, милорд, сквозь них пробивался свет. Более того…
– Что?
– У Мокама, ваша светлость, зуб очень уж разболелся. Сегодня его отвели в кузню да и выдрали зуб щипцами. Но вчера он все видел только потому, что вдруг зажегся свет, а прежде-то было темно – почти перед тем, как Молли высунула голову! А потом, через несколько минут, свет снова погас.
– Вот как!
– Вы так тяжело дышите, милорд, словно милю пробежали.
– Да, и на то есть причины. Еще один вопрос, и, бога ради, скажите правду. Тот человек и его жена… их словам можно верить?
Хопвит кивнул на дверь у себя за спиной.
– Они там, – отвечал он. – Ждут, если вы пожелаете расспросить их. Они люди необразованные, простые. Я боялся, вы не разберете, что они говорят. Но в одном я уверен: они выдержат самый суровый допрос самого строгого судьи во всем королевстве, и он им поверит.
– Тогда у меня все. – Филип шагал взад и вперед в тени дома. – Хопвит, есть у вас родственники в Лондоне? Такие, кто, к примеру, приютит вас у себя, и тех двоих тоже, на день-другой?
Он почувствовал, как старый слуга вздрогнул. Он все понял.
– Милорд, у меня внук женатый в Ламбете. Жилье у него маленькое, но я не сомневаюсь, что все можно устроить. А вы…
– Да! На дороге меня ждет закрытая карета. Я отправлю вас и ваших двух свидетелей в укрытие до тех пор, пока не смогу предъявить их и воскликнуть: «Вот они!» Премного вам обязан, старина. Так вы согласны оказать мне эту услугу? Вы поедете – все и сейчас?
– Услуга пустяковая, милорд.
Борясь с нахлынувшими чувствами, Филип хотел было что-то сказать, но передумал.
– Тогда зовите их скорее. Пусть собираются. Я провожу вас до кареты, иначе кучер может вас не пустить.
– Осмелюсь спросить, милорд… Велика ли карета? Мы поместимся там?
– Для вас троих места хватит. Я вернусь назад пешком. Нет-нет, не спорьте! Сейчас на улицах только старики полицейские да сторожа. Неужели мне бояться, что меня схватит шестидесятилетний сторож с колотушкой? И потом, – Филип пристально посмотрел наверх, на темные окна спальни, – в деле нужно разобраться до конца!
– Спальня? Уж не хотите ли вы…
– Перестаньте, Хопвит! – сухо сказал Филип. – Только не говорите, будто леди Гленарвон ляжет спать в комнате, где только что произошло убийство.
– Да, милорд. Комната не занята, там лишь тело Молли.
– Понятно.
– Коронерское дознание назначено на завтра, – заявил Хопвит, имея в виду следствие. – Но идти в ту комнату, да еще посреди ночи…
– Хватит с меня ваших дурацких суеверий! Идите и приведите тех двоих.