Тот самый сантехник 2

— Как что? Раздали нуждающимся. У тебя ебало как пельмень. На голодающего не тянешь. Значит, не нуждаешься, — ответил Шац и седину поскрёб на висках рукояткой. — Выбор простой, Бита. Либо жмём руки и расходимся, списывая потери на флибустьеров. Либо мы с мужиками разойдёмся, а вы разложитесь. В поле места всем хватит… Скажи ему, Лапоть? Ты меня знаешь.

Шац перевёл взгляд на другого. Взгляд пристальный, пронизывающий.

Лапоть вздохнул, и руками развёл, показывая насколько много мест для могил в округе, про которые никто не спросит. А самое печально, что да, мол, знает.

— А ты выразительный стал, Лапоть, — добавил Шац. — Сельхозугодия для того и розданы народу, чтобы копать, сажать и выкапывать в своё удовольствие. Вместо места в спорте профессиональном токмо локальная физкультура. На шести сотках, да по выходным. Бухать или спину гнуть — святое право выбора каждого. Но это всё сезонное, ребят. Так что даже если по головы закопаю, шансов, что выкопают не много. А скоро снег пойдёт. Уши обморозите.

— Ну-у… — протянул Лапоть, явно не горя желанием встречаться с сырой землёй раньше времени и без обёртки.

Сколько братвы сам закопал, схоронил, да чаще в гробах были. В кожаной куртке без «твёрдой оболочки» черви быстрее пожрут.

— Ладно, всё польза природе. На деревья пойдём. Да, Бита?

— Да не, нихера. Я пока все сочинения Ленина не прочитаю, на тот свет ни ногой, — заспорил напарник. — А читать ещё до ебёна матери. Вождь пролетариата был плодовит на творчество.

— В смысле Ленина читал? — не понял Лапоть. — Я вообще удивлён, что ты читать умеешь.

— Да как-то с первым томиком повстречался, когда с Князем за шаурму поспорил. Не было больше ничего под рукой. Да с тех пор как-то затянуло, — признался напарник. — Да теперь не важно уже, если не договоримся. Или договоримся мож, Лапоть? Князю то чего? Утром и не вспомнит.

Шац на босса у ног посмотрел, затем на Лаптя, добавил:

— Ну найдут собаки кости ваши по весне, и чего? — подхватил Шац. — Рады будете?

— Широка страна моя родная. Крики, не кричи, не услышат, — кивнул Лапоть с пониманием. — Слушай, ну ты на службе как-то попроще был что ли. А теперь столько лирики. Может к Князю в депутаты двинешь?

Шац поморщился. На слабо берут.

— На службе сослуживцы спину прикрывали, а не в лицо пинали. Не подманивай вареньем, Лапоть. Я тебе не Мальчиш-Плохиш. Завязывай с переговорами. Не твоя тема.

— Шац, ну ты чего, обиделся что ли? — вздохнул сослуживец. — Это ж не я, а босс моей рукой дрочит. Я же по самые гланды у него в работе, и всё не в своё удовольствие.

— А чего так? — хмыкнул Шац, но скорее для порядка. — На крючке сидишь?

— Трудотерапия, — снова вздохнул Лапоть. — Херня такая с тех пор, как от тюрьмы отмазал. Тебе Пахом бы что сказал, ты бы так же сделал. Не?

— Но не сказал же, — добавил Шац и добавил укоризненно. — И не сделал же. Эх, Лапоть, Лапоть, говна ты кусок. Ну что ты за человек-то? По лицу ботинком.

— Ну… да, — не стал отрицать сослуживец. — Сложный я.

Боря задумался, расслабившись. Но ноги затекать начали, напрягся. Тут же из-за куста до компании очередь донеслась. Бандиты головы пригнули, дёрнулись к земле. Но застыли. Оглянулись друг на друга, заржали. Поствоенный синдром. Стреляют — падай.

— Там чё сто двадцать вторым херачят? — прикинул на слух Бита, что в отличие от морпехов-сослуживцев служил в артиллерии. — Не, ну у меня после ряженки и не такое бывало. Может толчковки принести человеку? Ах да… не могу. Она в машине осталась. Шац, ну обидно мне за машину теперь.

— Обидчивых ебут, Бита.

— Я думал воду возят, — почесав массивный подбородок, заметил тот.

— Это в фильмах. По жизни сложнее. Решаем шустрее, — подогнал в выборе без выбора Шац и быстро обрисовал ситуацию. — Лопаты в фуре, палец на взводе. Нервы ни к чёрту. Напарник отравлен. Долго не продержится.

— Нет предъяв, — сказал Бита и даже руку поднял как с парты, имея сию привычку с третьего класса младшей школы и по службу включительно. Уж больно учительница строгая была.

— Ну чего ещё, Бита?

— Вопрос есть.

— Какой?

— Почему «Шац»? По фамилии?

Лапоть заржал, но тут же сам руку поднял.

— Ой, можно я расскажу? Можно?

— Валяй, — буркнул Шац.

— Это его армейское прозвище. Если схожий по звучанию кинематографический Кац предлагал сдаться своим, то Шац предлагал сдаться только врагам. Но тоже три раза. Бог любит Троицу, всё-такое.

— Так. Не богохульствуй, Лапоть, — обрубил смешки товарища Шац подзатыльником и перекрестился. — Все под смертью ходим.

— Ну, да, — протянул первый, достав крестик, поцеловал. И тут же в себя пришёл, стал серьёзным, как агнец перед закланьем.

— Это да, — добавил второй, перекрестившись и татуировку креста на запястье поцеловав. А чтобы вопросов не было, добавил. — Ну чего? Удобно. Всегда с собой. А золотые я всегда в проруби проябываю.

— Так это жертва Водяному, — хохотнул Лапоть. — Ты только пирсинг следом не делай. Щука отхватит.

— Бля, не подумал, — ответил Бита и следом заржал.

Шац вздохнул, достал из Макарова обойму, протянул. Чего взять с малахольных? Лапоть под его началом два года ходил. Да всё тот же распиздяй.