Это всё «Секрет», его проделки. Эта проклятая картина намекает на связь, которой не может быть. Выбросить бы её подальше от греха. От выпускной работы волнами исходит прошлое, и мне это не нравится.
Когда я рассказала маме, что случайно встретила Резника, та покачала головой:
— Такой разгильдяй был, ни одно родительское собрание не проходило без жалоб, а ведь добился успеха. Сильный парень.
— Сильный-шмильный, — проворчал папа. — Я из-за их дурацкой рекламы телевизор боюсь смотреть. А они этот кошмар музыкой называют.
— На вкус и цвет… — пожала плечами мама.
Точно, на вкус и цвет.
Может, сходить на вечер встречи?..
Вечера встречи ждать не пришлось, Резник позвонил в середине следующей недели. Я запомнила его номер, и теперь он числился в списке контактов как «Секрет».
— Надо поговорить, — объявил без преамбул.
Я не стала притворяться, что не знаю, кто звонит.
— О чём?
— О погоде.
— В другой раз, у меня урок через час.
— Дай адрес, я подъеду после урока. Вечером свободна?
Нет. Да. Нет.
— Да.
— Пришли адрес и время.
Мы попрощались, а в моих мыслях всё ещё звучала череда «нет» и «да».
В углу квартиры пульсировала школьная картина. Она звала меня в прошлое, намекала, предупреждала. Выброшу её, клянусь, выброшу.
Вот только приму душ, оденусь… нет, наряжаться не стану. Только если чистые джинсы в надежде, что не испачкаюсь на сегодняшнем уроке.
— Чем займёмся сегодня? — спросила клиентку.
Потупив взор, та показала в сторону — конечно же! — гончарного круга. Блин, а я так надеялась отделаться карандашным рисунком. Измазаться в глине — самое то перед встречей с Резником.
Но с клиентами не спорят.
Покопавшись в телефоне, ученица (средних лет, как и клиенты мужского пола) поставила песню на бесконечный повтор.
Первые пару занятий я не могла понять, в чём дело. Вроде нормальная женщина, а сидит у гончарного круга, склонив голову, и слушает одну и ту же мелодию. Заметив мой непонимающий взгляд, клиентка заставила посмотреть старый фильм «Привидение». В нём главные герои обнимаются у гончарного круга, и когда-то эта сцена считалась верхом романтики(3).
Знали бы вы, как много обывателей покупают гончарный круг именно из-за этой сцены.
Прикрыв глаза, клиентка погружается в песню.
Кажется, я здесь лишняя, особенно потому, что комки глины летят во все стороны. В центре круга крутится бесформенная масса.
Я бы помогла, но клиентка настаивает на том, чтобы всё делать самой, в том числе разбавлять и замешивать глину.
— Я собираюсь сделать вазу, — уверенно заявляет она.
А я собираюсь выиграть конкурс, но давайте говорить честно: и для того, и для другого потребуется чудо.
После урока я привела себя в подобие порядка и вышла на вечернюю улицу. Резник стоял, прислонившись к фонарю. Почему-то я думала, что он приедет на машине, но нет, он пешком. А ведь я ничего о нём не знаю. Водит ли он. Где живёт. Почему натягивает шапку до самых бровей. Почему притягивает взгляд даже с покрасневшим от мороза носом. Небритый. С синим взглядом такой силы, что я моргаю, пытаясь разорвать нашу невидимую связь.
— Ты тепло одета? — спрашивает тихо.
— Нормально.
— Как ты сюда добралась?
— На автобусе. Резник, объясни нормально, что случилось.
— Пойдём, я провожу тебя до дома. Если замёрзнешь, поймаем машину.
Пожимаю плечами, и Резник принимает этот жест за согласие. Берёт меня под локоть и выводит на проспект.
— Здесь не скользко, — говорю я, пытаясь забрать руку. — Я не упаду.
— Если из нас двоих кто-то упадёт, это буду я.
Его голос слишком резок, а слова настолько двусмысленны, что я теряюсь. Задержав дыхание, таращусь на манекен в витрине магазина.
Про падение женщин пишут романы. Его боятся, о нём сплетничают. Иногда о нём мечтают.
Про падение мужчин говорить не принято.
Я не знаю, как падают мужчины.
Я не понимаю слов Резника, но они мне нравятся. Вроде разговариваем, как обычные люди, и вдруг я проваливаюсь в неведомую глубину, кувыркаюсь в секретах Резника, в его чувствах, как в штормовой волне.
— Тогда держись крепче, — отвечаю чуть слышно, предлагая однокласснику то, что не собиралась давать.
Или собиралась?
Мы идём молча. Резник настоял на встрече, предложил пройтись, а теперь выглядит жутко недовольным.
— Ты знаешь старый фильм «Привидение»? — спрашиваю, чтобы разрядить атмосферу. — Про то, как погибший мужчина вернулся призраком, чтобы отомстить.
— Конечно, знаю, это классика. Девушки очень любят под него… танцевать. Песня хоть и жутко слащавая, но для свиданий — самое то.
Моргнув, стряхиваю видения того, как Резник танцует с девушками. Рассказываю ему о клиентках, помешанных на гончарном круге, и через пальто ощущаю, как расслабляется его хватка. Он тихо смеётся, вставляет пошлые комментарии и, склоняясь ближе, щекочет ухо тёплым шёпотом.
Мне кажется, что мы на свидании, и это ощущается неправильно. Понять бы, почему.
Мы оба свободны, не связаны обязательствами и обещаниями. Резник хорош до неприличия, задорной мальчишеской красотой. В школе меня раздражало его шалопайство, но теперь он — состоявшийся музыкант, владелец магазина.
Чего я опасаюсь?
Всего.