Тот самый одноклассник

Смотрю на братьев Данилы, бывших одноклассников. Серые глаза и карие. Нечитаемые лица. Перевожу взгляд на мать и вижу в ее глазах вызов. Такой сильный, что по спине бежит холодная дрожь. Словно Анна Степановна знает о случившемся и одобряет поступок приемного сына. Того, кто осквернил, оскорбил недостойную невесту любимого Дани, ее кровинушки.

«Попробуй, прикоснись к моим мальчикам», – говорят ее глаза.

«Прикоснусь», – мысленно отвечаю я, приняв решение. Не сейчас, не здесь, но я во всем разберусь. Мы с Данилой во всем разберемся вместе. Обидчик заплатит за содеянное.

Данила обязательно мне поверит. Ведь поверит же?!

Я перевожу взгляд на Ивана, потом на Алексея и даю им бессловесное обещание. Мое молчание сильнее и громче любой угрозы.

Я не спала всю ночь, лежала, прикусив щеку. Холодная, как труп, я отсчитывала минуты молчаливой лжи. Обещала себе, что мы с Даней во всем разберемся, что отомстим, только не сегодня. Я не стану рисковать здоровьем той, кто подарил ему жизнь. Полагаю, что именно на эту мою слабость и рассчитывал один из ее приемных сыновей.

Анна Степановна не питает ко мне симпатии, но я не могу не уважать ее за любовь к чужим детям, ставшим родными, и за боль, пережитую с достоинством. Она мать, доказавшая свою любовь. Как ни поворачивайся, а я на ее стороне.

Пусть операция пройдет без проблем. Даня будет рядом с матерью, не станет отвлекаться на меня. Я не нарушу их покой, пока все не закончится.

А потом…

Алексей или Иван? Иван или Алексей?

Чего они добиваются?

Если хотят расстроить помолвку, то есть способы попроще, чем самим пачкать руки и разрушать братскую дружбу.

Но меня не сломать. Я гибкая, как прут, и живучая, как кошка.

Лицо горело от стыда и ярости. Вечером я извела уйму горячей воды, смывая с себя следы чужих рук. Шок выходил из меня бурными волнами, стекая в водосток. Картины прошлого вечера не давали спать.

Скудный лунный свет, отраженный в звездах.

Отпечаток моей ладони на стекле.

Почему я не обернулась? Почему так доверчиво откинулась на чужую грудь и закрыла глаза? Ведь знала же, что Данила кажется другим, порывистым и грубым. Почему не поднесла его руки к свету?

Я болтала, а он молчал, не сказал ни слова.

Почему не сразу заметила пряжку?

Почему, почему, почему.

Данила быстро заснул, а я лежала и смотрела в темноту. Хотелось разбудить его и сказать правду, но я боялась. В доме его матери, на его территории я боялась столкнуться лицом к лицу с его недоверием.

Я так и не смогла заснуть. Когда зазвонил будильник, Данила недовольно заворчал и потянулся ко мне всем телом.

– Раньше я любил спать по утрам, – пробормотал он мне в шею, – а теперь я люблю тебя, особенно по утрам.

Моя кожа, чувствительная после обжигающего душа, словно покрылась изморозью от его прикосновений.

– Я не могу, подожди!

Резко поднявшись, Данила потер глаза.

– Тебе плохо?

Секунды звучали, как щелчки пряжки ковбойского ремня.

– Меня немного тряхнуло во время падения.

– Так… собирайся! Поедешь с нами в больницу, пусть тебя осмотрят.

Я представила нас в машине, всех вместе. Меня посадят рядом с одним из братьев. С каким? С тем, кто касался меня на лестнице?

– Нет! – я закашлялась от внезапного крика. – Прости, я немного не в себе. Но ничего страшного, я просто устала.

– Ты уверена?

– Да.

Выдохнув, Данила плюхнулся обратно на постель.

– Не пугай меня так! Тогда спи, еще нет пяти утра. Мы с Ванькой отвезем маму, а Лешу я попрошу за тобой проследить.

– Нет, не надо, Дань! Я сама справлюсь. – Старательно улыбаюсь, чтобы усыпить его подозрения. Я не хочу видеть его братьев, не хочу и не могу.

Склонившись ближе, Данила обнял ладонями мое лицо.

– Ты точно в порядке?

Данилу очень легко любить, за испуг и нежность во взгляде, за примятые со сна волосы, за искренность. Я должна была понять, что вчера на мне были чужие руки, должна была догадаться. Данила – нежность. В нем нет ничего, кроме нежности.

И недоверия.

– Да, я в порядке. Просто я устала и перенервничала.

– Все будет хорошо, Ник! Братья ерничают, задирают тебя, но мы их быстро приструним.

Очень на это надеюсь. Данила не представляет, насколько я надеюсь именно на такой исход.

Натянув джинсы, он чмокнул меня в нос.

– Спи, Ник! – Его голос мягкий, как пуховая перина, и я жмурюсь от его тепла. – Помнишь, я рассказал тебе про мою новую песню «Душа на ладони»?

– Помню.

– Мы собираемся устроить ее премьеру, и я бы хотел, чтобы ты пошла со мной. Для меня это очень важно.

– Конечно, Дань, обязательно!

Он уходит. Снаружи раздается шум отъезжающей машины, и мое тело расслабляется. В голове плывет приятная сонливость, и я уже не знаю, чьего присутствия в доме я боялась больше – братьев Данилы или его самого.

Я осталась одна и могу обо всем подумать.

А потом собраться и поехать в город.

Все будет хорошо. После операции я расскажу Дане обо всем. Мы вместе разберемся в случившемся. Он поверит, что я не виновата, обязательно поверит. И отомстит брату.

Глаза слипаются, пережитое больше не бьется во мне нервным пульсом. Через пару дней мы с Даней во всем разберемся и забудем о случившемся.