– Кстати, о Ксении… – Они неторопливо пошли обратно бок о бок. – Валентин Борисович, я видела запись, на которой вы разговариваете с ней, когда девочку только привезли в Таволгу. Меня поразили две вещи: то, как она выглядела тогда, и то, какого прогресса вам удалось достичь за короткое время. Полина Ильинична сказала, что прошло немногим больше года. Как вы этого добились?
Колыванов улыбнулся, глядя на нее.
– Здесь есть одна, так сказать, хитрость. Видишь ли, Мариша, то поведение, которое ты наблюдала в записи, – это не ее собственные выкрутасы, а заимствованные.
– Что вы имеете в виду?
– У Ксении в классе учился мальчик, он везде ходил со взрослым, который должен был ему помогать. Забыл, как называется эта профессия, ну, не суть…
– Тьютор, – сказала Маша.
– Точно! Откуда тебе известно?
– У меня есть подруги, дети которых в школе пользуются сопровождением специально обученного педагога. Тьютор – это кто-то вроде наставника.
– Вот-вот. В мое время такого не было. Ксения мне рассказала – не сразу, конечно, со временем, – о том, как вел себя этот мальчик и как им объясняли в школе, что обращаться с ним нужно, учитывая, так сказать, специфику его восприятия действительности. Он учился с ними с первого класса. Она убедилась, что можно получить определенного рода выгоду, если ты… отличаешься от других. Ксения – очень сообразительная девочка! – В голосе Колыванова прозвучала нескрываемая гордость.
Маша уставилась на него.
– Вы хотите сказать, она притворялась?
Старик потер переносицу.
– Не совсем так, Мариша, не совсем так. Если бы притворялась, было бы куда проще. Нет. Она, так сказать, вполне усвоила эту манеру поведения. Примерила ее на себя и решила, что та ей идет, но не как платье, а как вторая кожа, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Притворство – это платье. А вторая кожа… – Он тяжело вздохнул. – Её нельзя содрать. Это приведет к увечью. Можно добиться, чтобы человек сам сбросил её, точно змея – прошлогоднюю шкуру. Я бы сам до всего этого не додумался, но у нас был телефон классного руководителя, и когда мы созвонились с этой дамой, она перенаправила нас к школьному психологу. Оказалось – чрезвычайно толковая женщина! Она доходчиво объяснила нам, что смена обстановки вызвала такую реакцию. Мы-то были в полном замешательстве, понимаешь ли.
– Ещё бы!
– Здесь есть один деликатный момент. Нормальному ребенку не придет в голову использовать подобную… э-э-э… тактику. А если он и додумается до чего-то подобного, это будет выглядеть…
– …неубедительно? – подсказала Маша.
– Именно! А Ксения была чрезвычайно, так сказать, органична. Мы имели дело не с актерствованием, а с чем-то вроде мимикрии. Ну, это я тебе сейчас в таких терминах и с метафорами объясняю, а в то время я едва смог осмыслить, что аутизма у Ксении, по мнению педагогов, нет. Мы ведь и с аутизмом никогда не сталкивались, ни я, ни Полина, ни Тома. А нам об этом говорили как о распространенном явлении.
– Но как вы добились, чтобы Ксения сбросила вторую кожу?
– Даже не знаю, что тебе ответить. Все как-то интуитивно решалось, в процессе. Многое стало проще, когда Тамара сумела наладить ей человеческий сон. Ксении снились кошмары, она просыпалась по десять раз за ночь, наутро была разбитая, ничего не соображала… Жаловалась, что сильно болит голова, и это была не выдумка – у неё даже губы синели.
– Тамара давала ей снотворное?
Колыванов всплеснул руками:
– Бог с тобой, Мариша! Никаких таблеток!
– Но как же тогда…
– Одеяло, – веско сказал Колыванов. – Старое ватное одеяло. Очень тяжелое. Она стала укрывать им Ксению. Я как-то лег под него любопытства ради. Был близок к приступу клаустрофобии! А Ксения засыпала под ним как убитая. Ее перестали мучить дурные сны. Кроме того, травы. Тома заваривала для девочки успокоительные чаи, после каждого мытья ополаскивала ее какими-то настоями – хвойными, по-моему, или дубовой корой… Я-то, Мариша, в этом полный профан. Шиповник, конечно, собираю по осени, и завариваю сосновые почки, чтобы не мучили простуды, но на этом все. А у Томы и корешки какие-то вечно сушатся, и цветы, и даже за иван-чаем она ходит на дальнее озеро, хотя этого самого иван-чая у нас в двух шагах можно набрать на три года вперед.
Маша обдумала услышанное.
– Неужели одними только травами и тяжелым одеялом удалось достичь такого эффекта… – Она постаралась, чтобы в голосе не звучало то сомнение, которое она испытывала.
– Ну, смотри: здоровый сон – раз. Свежий воздух – два. Девочка постоянно в движении, постоянно при деле. Это три. Ну, и вычти из этого уравнения мать с ее, так сказать, сердечными привязанностями.
– Полина Ильинична говорила, что вам с ней приходилось силком затаскивать Ксению в баню, – вспомнила Маша.