Тот, кто ловит мотыльков

– Мы их с бабушкой по телевизору смотрим. – Ксения тоже легла рядом. – Бабушка сначала ругалась, а потом стала смотреть со мной. И смеяться. Она со мной смеется. В правильных местах. Я смеюсь – и она.

Маша начала размышлять, как здорово дети умеют перепрыгивать с темы на тему. Только что говорили о собаках, и вдруг из ниоткуда появились «Смешарики»! Как это, интересно, связалось в девочкиной голове? Ведь не может быть, чтобы на самом деле само по себе, должна быть какая-то причина…

И вдруг поняла, что связь действительно есть. Что Ксения продолжает, в некотором смысле, рассказывать ей о бессовестных людях, которые довели до слез ее бабушку – бабушку, научившуюся вместе с ней смотреть «Смешариков», и не просто смотреть, но еще и смеяться в правильных местах. Это очень важно: когда обоим смешно от одной и той же шутки.

Маша приподнялась на локте.

– Ксень, что это за люди такие были, Корниловы?

– Муж с женой, – помолчав, сказала девочка. – На лицо вроде нормальные. Не сильно меняются, даже, может, совсем не меняются. – Эту фразу Маша не поняла, но переспрашивать не стала. – Готовят вкусно. Когда бабушка меня привела, у них мясом пахло! И пирогами! Я думала, меня угостят, – наивно призналась она, – а потом началось…

– Что они сказали бабушке?

Ксения сосредоточенно обгрызла ноготь на мизинце.

– Не хочу вспоминать.

– Ну и черт с ними, – согласилась Маша. – Они ведь больше не приезжали?

– Не. А Цыган, между прочим, до сих пор иногда хромает!

– Подожди, при чем здесь Цыган?

Ксения перевернулась на живот, с легкостью вывернула голову в сторону Маши под немыслимым углом. «Если бы я так сделала, у меня бы голова отвалилась. Вот же удивительный ребенок. Не шейка, а стебелек».

– Они к вечеру напились пьяные, – пояснила она, – и пошли бить бутылки о столбы. Бабах! Бабах! Стекла была вот такая куча. Оно острое, а там постоянно Цыган гуляет! Я раньше тоже бегала босиком, меня бабушка за это ругает. Мама привозила кроксы, у них цвет такой классный, оранжевый, только я их не люблю, они с ноги слетают. А со шнурками возиться – фуууу! Мы с бабушкой купили на рынке сандалии на липучках, я из них уже выросла, пальцы торчат. Но они все равно самые удобные! А Цыган порезал лапу, когда бегал по осколкам, прихромал к Валентину Борисовичу, бедняжечка, а тот пошел к Дораде…

– К кому?

– К Полине Ильиничне, – исправилась Ксения. – За ним кровь оставалась в песке, я видела! Целые блюдечки крови. За Цыганом, в смысле. Пришлось везти его в Вязьму, в ветклинику, чтобы зашить лапу. Подушечки!

Она снова перекатилась на спину, подняла руку и показала на собственной ладони, в каких именно местах накладывали швы бедному Цыгану.

– Я его потом на руках переносила через каналы на торфяниках, – похвасталась она. – Чтобы Цыган не прыгал. Ему нельзя было давать серьезную нагрузку на лапу. Так ветеринар сказал.

– Неужели ты тоже ездила в ветклинику?

При всем желании Маша не могла представить, чем могла бы девочка ночью помочь взрослым. Ксения производила на нее впечатление разумного и развитого ребенка. К тому же Тамара Михайловна привлекала внучку ко всем домашним делам. У Маши не было сомнений, что Ксения способна справиться с хозяйством на порядок лучше нее самой. Пахомова не делала никаких скидок на то, что девочка должна заниматься и вовремя сдавать зачеты, – на учебу Ксении время выделялось по остаточному принципу. Маша подозревала, что в глубине души Тамара Михайловна считает корпение над учебниками пустой тратой времени.

Но при всей ее самостоятельности Ксения оставалась десятилетним ребенком. Не для моральной же поддержки позвала ее с собой Беломестова?

– Валентин Борисович мне все рассказал, – развеяла ее непонимание девочка. – Они ездили вдвоем, а он мне всегда повторяет, кто что говорил. Если бы все произошло днем, меня бы обязательно взяли с собой, потому что взрослые должны, так сказать, обеспечить ребенку разнообразие впечатлений.

Маша не выдержала и засмеялась, до того точно Ксения скопировала интонацию Колыванова.

– Когда я ходила на кладбище, Цыган составил мне компанию, – поделилась она, – и он бегал как здоровый. Никогда бы не сказала, что у него была травма.

– Больше года прошло, – по-взрослому отозвалась Ксения. – Правду говорят: заживает как на собаке. А зачем вам наше кладбище? Местечко себе присматривали?

Маша фыркнула. Она никак не могла привыкнуть к ехидным шуточкам, которые время от времени отпускала Ксения, копируя то ли бабушку, то ли Беломестову, то ли кого-то третьего, но только не Колыванова – деликатный Валентин Борисович никогда не стал бы насмешничать.

– Искала могилу Марины. Потом мне объяснили, что она пропала и могилы нет.

Ксения, кажется, хотела что-то сказать, но сдержалась.