Тот, кто ловит мотыльков

– Пока речь шла о ботинках и даже о новой квартире, я могла прикидываться стойкой, как самурай, – сказала Василика. – Но как только Оксана разыграла карту с моими учениками… Вы говорите: вызвала такси, уехала домой! Если бы это было так просто, я б вообще здесь не оказалась. Пелагея – шестой ребенок у родителей. Православная семья. Живут не просто скромно – фактически бедствуют, их содержит община. Мы взяли ее к себе бесплатно, я сама купила ей инструмент – она об этом не знает, естественно, считает, что ей выделила его музыкальная школа. Прекрасная девочка, с чутьем и пониманием музыки. Она самая благополучная из них троих. У Назара отец с тремя отсидками, пьющая и распускающая руки мать, три старших брата, бесконечно лупящих друг друга, и самые мрачные перспективы, потому что его уже дважды брали за воровство на рынке. Я не идеализирую роль музыки в его жизни. Но он однажды обронил, что наша школа – единственное, что в ней есть хорошего. Он обокрал меня два года назад. Унес из кабинета мое пальто и меховую шапку, попался на сбыте. Потом рычал на меня волчонком, бился в истерике, орал: «Я тебя порежу». У него не было другого языка, понимаете? Я ему сказала: можешь резать, но завтра я тебя жду на занятиях, и чтобы был подготовлен. Он плакал у меня на уроке и до конца года ходил за мной по пятам после музыкальной школы – следил, чтобы меня не обидели. У нас район такой, знаете… Не очень благополучный.

– А Яков?

– Яшу воспитывает дед. Его мать в пьяной драке убила отца – давно, Яков был еще маленький и, к счастью, ничего не помнит. Дед у него прекрасный. А Яшка из них троих, пожалуй, самый одаренный. Но тоже со своими сложностями, конечно.

– И этих детей Оксана Баренцева выторговала в роли нянек для своей дочери? – Макар недоверчиво усмехнулся. – Смело!

– Умоляю вас! При чем здесь смелость? Она просто не понимает, с кем имеет дело! Подумаешь, дети – да они все одинаковые! Она видит в них только болванки, заготовки взрослых. В ней есть эта душевная глухота и слепота, которые мешают ей понять, что перед ней три огромных мира, сложных, во многом страшных. А она считала, что им можно просто дать по шее или приказать – и они послушаются, потому что она же взрослая.

Последние слова Токмакова произнесла с невыразимым сарказмом.

– И вы не боялись за ее ребенка? – нахмурившись, спросил Макар.

– Вот и вы тоже, – грустно констатировала она. – Вы тоже ничего в них не понимаете. Ни Пелагея, ни Назар, ни Яшка пальцем не тронули бы девочку. Они честно выполняли свою часть договора, когда я объяснила, чего от них ждут. Не знаю, прониклись ли они к Леночке теплыми чувствами… Но ни один из них ее не обидел бы.

– А Баренцеву? – спросил Макар.

Токмакова молчала. Илюшин поднялся, встал над ней; она продолжала упорно смотреть на ступеньку, где он сидел.

– Василика Богдановна, ваши дети что-то сделали с Баренцевой? – тихо спросил Макар. – Она обидела не их, она обидела вас. Придумала хитроумный способ заманить вас в ее красивую богатую жизнь. Использовала детей как наживку. Унизила. Ваши три сложно устроенных мира это поняли, так ведь?

Токмакова молчала. Наконец она вскинула голову, отбросила назад струящуюся гладкую прядь волос.

– Ну, о чем вы говорите, Макар Андреевич, – скучным голосом сказала Василика. – Это же дети!

4

Как и предсказывал Илюшин, Татаров вышел на людей, имевших отношения с Баренцевой, гораздо более коротким путем, чем они сами. Ему не потребовалось смотреть запись: каждому из своих гостей Оксана звонила накануне и в день встречи. По телефонным номерам их и вычислили.

– Номер первый, – объявил Сергей, уставившись в свои записи. – Никита Федулов по прозвищу Федул. Ему сорок два, знаком с Оксаной девять лет, с тех времен, когда еще был обычным работягой и вкалывал на здешней стройке. Утверждает, что в то время они не спали. За девять лет вырос до прораба, периодически помогал ей с небольшими строительными работами, месяц назад она подрядила его для возведения беседки на участке. Татаров повис на нем, как бульдог, но всерьез зацепиться ему пока не за что. Федулов подтверждает, что дважды побывал у Баренцевой, двенадцатого и пятнадцатого августа, в пять вечера. Оба раза провел у нее около полутора часов и уехал. Видали мы эти полтора часа, – не удержался он. – К ее исчезновению, по его словам, отношения не имеет. Про Долгопрудный, Алабушево, фейерверки и прочее ничего не знает. Факт воровства материалов или денег категорически отрицает. Считает, что Баренцев выгнал его на почве личной неприязни.

– Что же ему еще утверждать, – усмехнулся Илюшин.

– Татаров говорит, он мутный тип. Здоровый бычара с гнильцой. Баренцев его примерно так и охарактеризовал. Федулов последнюю неделю мотался по объектам, в основном – ближнее Подмосковье. Пересечений с телефоном Оксаны, кроме двух упомянутых, не выявлено.

Макар, усевшись на полу и разложив перед собой большой лист, набросал в углу что-то, сильно напоминающее, по мнению Бабкина, плесень на трубе.

– А Баренцева где? – поинтересовался Сергей.

– Будет позже. Кто номер два?