— Наступили необычные времена. — Такаар отказывался поворачиваться к своему мучителю, который сидел рядом с ним под навесом. — Они разрушают все, ради чего я жил.
Такаар лишь покачал головой и вышел из-под навеса. Память сохранила обрывки воспоминаний о трех случаях. Вот только случаях ли? Хотя, пожалуй, назвать их по-другому не представлялось возможным. Они оказались куда сложнее любых эмоций, будучи при этом намного более ошеломляющими, чем просто чувства. Они проникли ему в самую душу, в самую суть его расы, и принялись играть и забавляться с нею.
Все началось с недомогания, природа которого была не только физической. За ним быстрой чередой последовала попытка захвата души леса, богов и каждого эльфа в отдельности. Именно из-за этого на него и навалилась тошнота. А теперь он мучился от головной боли, очень напоминающей ту, что случилась у него после яда тайпана.
Но более всего Такаара пугало то, что он знал, откуда пришли эти события. Попытка захвата его души зародилась и была предпринята в Аринденете и Исанденете, тогда как недомогание проистекало отовсюду. Оно наверняка отразится на здоровье каждого эльфа, хотя многие его попросту не заметят. Но он, Такаар, творец и защитник гармонии,
Вот уже некоторое время на него то и дело накатывали тревожные приступы тошноты. События же в Аринденете и Исанденете носили куда более жестокий и насильственный характер. Они являли собой внезапные, пусть и непродолжительные возмущения, эхо которых растекалось по всей энергетической системе мира.
Он решил, что сила, которую они олицетворяют, является благотворной и латентной, скрытой. Тем не менее внезапное проявление его слабости и ее интенсивность означали, что силовые линии нарушены, а в воздухе появилось нечто новое, чего он не мог ни попробовать, ни коснуться, а лишь ощущал всем телом и разумом.
Да и энергией этой он воспользоваться не мог. Пока, во всяком случае. Но она напоминала ему ту, которую он ощутил на Хаусолисе, в те далекие теперь времена, до начала эры гармонии, когда он обнаружил врата и каким-то образом сумел установить с ними связь. Что же разбудило землю? И какое это имеет отношение к гармонии и беспокойству эльфов?
Он не должен был ломать голову над такими вещами. Просто не мог себе этого позволить.
Но у него ничего не получалось.
Такаар кивнул. Не часто ему приходилось слышать в голосе своего мучителя сочувственные нотки. Еще реже тому случалось быть правым. Такаар вернулся к своему убежищу. Шевеление в кустах слева привлекло его внимание. Он уже сталкивался со всеми опасностями, которыми лес мог грозить одинокому
Он остановился и стал пристально вглядываться в подлесок. Оттуда выскользнула лоснящаяся черная тень и направилась к нему. И она была не одна. Он насчитал их целых три. Наверное, Такаар должен был испугаться. Ведь он был легкой добычей. Но его плоть их не интересовала.
Такаар присел на корточки и протянул зверям руку. Один из них подошел к нему вплотную, и он почувствовал, как пантера ткнулась носом ему в ладонь. Затем она лизнула ему руку и убрала голову.
— Что происходит? — спросил Такаар. — Что мы с вами чувствуем?
Слезы разъедали ожоги на лице. Он полз вперед, и каждое движение сопровождалось мучительной болью — одежда прилипла к коже и слезала вместе с нею лохмотьями. Кожа на руках почернела, а лишенная кожи плоть — все, что осталось от пяток. Но Инисс спас его от смерти. Сохранил ему зрение. Он не знал зачем. Последнее, чего ему хотелось — это остаться в живых и смотреть на то, что предстало перед его глазами.
Он с трудом преодолел последний ярд. Запах горелого мяса ударил ему в обожженный нос. Перед ним лежали дымящиеся тела Лориуса и Джаринна. И Олмаат оплакивал их, потому что не смог защитить.
Он не знал, куда подевались люди. Олмаату пришлось с головой окунуться в собственную боль, собрать в кулак всю свою волю, чтобы унять корчащееся в агонии тело. Притвориться мертвым, пока они осматривали трупы, чтобы удостовериться, что убили всех. Только после этого они ушли, прихватив с собой Хитуура. Короткоживущие и