Читаем Тоска по Лондону полностью

Док слушал, щуря глаз. Анамнез был что надо, на всю катушку. Ну, судите сами. Молодой инженер, кругозор, соображает в своей специальности, можно сказать, карьеру делает, вдруг — бац! — все бросает и начинает писать буквально, понимаете, прозой. Пишет, пишет — печатается! Из самотека! Публикации с портретами, рецензии (ругательные, но в центральной прессе!), антрепренеры, режиссеры: светило ты наше, взошло! И, едва взойдя, закатилось: светилу не по душе титризм. А тут как раз обстановочка: только-только в очередной раз поднялись иудеи, зашевелились славяне, кое-куда ввели танки в душу, кое-кому шланг в ректум. А он тут, понимаешь!.. Когда впору крепить и демонстрировать! Да ты окстись, паря! Литераторов тысячи, и им, простым труженикам пера, титризм во как подходит! А вас, умников… Не? Ну, освободи место.

Семь лет прошло, пока забылась та история. Да и не забылась. Там не забывают. мало кто из разбитых вылезает вторично. Он — вылез: семья, дети… И — годочки учат! — научился титровать. И опять успешно!

Вдруг новый финт: в эмиграцию.

Что ж, с точки зрения субъекта-психиатра субъект-псих на сей раз поступал здраво. Типаж инициативный, такому место в мире свободного предпринимательства. Рискованно, но и оправданно. Он попытался. И опять выиграл.

Если бы это все… Нет же, десять лет спустя, утвердившись там, у них, поколесив и вкусив, он возвращается обратно. Перестраивать мир, что ли? (Заметьте, никакой перестройкой еще и не пахнет.) Социально беспокойный тип! Ясна картина?

Ясна, Док. Но, смотри, отсюда мне не убежать. И под плинтус я не залезу, несмотря на худобу. Что стоит тебе погодить с уколами пару-тройку дней? Посоветуйся, поговори с… ну, я знаю с кем? И наудачу назвал несколько имен.

Помогли пенаты. Будь то в столице или в порфироносной вдове, сидел бы уже на солнышке, свесив язык. А вот все чирикаю. Пощадили отцы. Вспомнили, стало быть, как керосинили вместе. Но отлежал срок — тринадцать месяцев. Отцы добивались, чтобы обо мне поутихло там, где все записывают и ничего не забывают. Издательству и тем, кто не забывает, сообщили, что я теперь тихий идиот со склонностью к безобидному словоговорнию.

Так обрел я свою справочку. Плюс стыдно-сказать-сколько рэ в месяц. Да здравствует свобода и независимость. Все на форум. Но без самодеятельности. Форум создан не для самодеятельности, а для демонстрации титских и раститских монолитностей.

Монолитная глупость, хи-хи!

Долгие опыты жизни.

Долгие ностальгические опыты жизни…

Как бы то ни было, жизнь продолжается. Если, конечно, мне не кажется. Мне и другим. Один мой приятель-индус (там, у них, конечно) как-то заметил, что нет никакого способа доказать, что мы существуем. Он высказал этот тезис, и мы провели день, изощряясь в попытках обосновать противоположное, но в конце концов отступились и сошлись на том, что доказательств в пользу нашего несуществования у нас тоже недостаточно. День был не из легких, температура что-то около 40 градусов Цельсия в тени при относительной влажности воздуха около 100 процентов, и как-то это мешало успеху нашего предприятия. На другой день в кондиционированном оффисе я сказал ему: если бы погода была прохладнее и мы испаряли свою влагу в перенасыщенную парами атмосферу не так мучительно трудно, нам, возможно, удалось бы доказать, что мы не живем и — кто знает? — навсегда разделаться со страхом смерти. Мы были на волосок от успеха, светло улыбаясь, ответил Сен, это не пропадает, в следующий раз истина осенит хоть одного из нас.

Что ж, может, следующий уже не за горами…

Прекращаю мудрствовать. Часы «Молния», съездившие в моем кармане в эмиграцию и по рассеянности вернувшиеся обратно, настоятельно указывают (какие-то обязанности остаются и у свободных, — что мне пора к точке связи.

Вот еще любопытный момент моего быта: телефон.

Телефона я не заслужил, несолидно вел себя в испытательный срок. Во-первых, много пил и слишком много рассказывал. Во-вторых, наплевательски относился к интервью на телевидении, из-за чего ни кусочка отснятого материала нельзя было пустить в эфир. То был очевидно нетрезв. То улыбался двусмысленно, не по-ихнему. То в миг, когда язык мой славословил раститскизм, руки вдруг начинали судорожное шевеление в районе половых органов. Однажды я зачесался, как старый орангутанг, произнося имя-отчество и фамилию очередного вождя. И так далее. Словом, обещанного телефона я не получил.

Но голь на выдумки хитра. Приспособил телефон-автомат вблизи от дома. Куда и направляю стопы в живучих заграничных башмаках. Я вернулся в мой город, знакомый до слез…

Неяркое солнышко. Ветерок. Температура 50 по Фаренгейту или что-то там около 13 по Цельсию. Апрель. Долгая львовская весна. Набухли почки. А в Нью-Джерзи полыхает азалия, деревья в зелени, ветерок теплый…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии