Он смотрит на меня умоляющим взглядом.
– Как вы находите, мсье? Может, это несколько парадоксально? Но я полагал, что могу придать своей мысли форму остроты.
– Что ж… по-моему, это очень интересно.
– Вы встречали уже где-нибудь эту мысль?
– Да нет, конечно, нет.
– В самом деле? Совсем нигде не встречали? Стало быть, мсье, – говорит он, помрачнев, – эта мысль неверная. Будь она верной, она уже пришла бы кому-нибудь в голову.
– Постойте, – говорю я, – пожалуй, я припоминаю, что где-то читал нечто подобное.
Глаза его сверкнули, он вынимает карандаш.
– У какого автора? – деловито спрашивает он.
– У… У Ренана.
Он на седьмом небе.
– Будьте любезны, укажите мне точно, где это сказано, – говорит он, послюнявив кончик карандаша.
– Я уже не помню – читал слишком давно.
– А! Ну ничего, ничего.
Он записывает в книжицу под своим изречением имя Ренана.
– Стало быть, мое мнение совпадает с мнением Ренана. Я пока записал имя карандашом, – ликуя объясняет он, – но вечером обведу его красными чернилами.
С минуту он в упоении созерцает свою книжицу, и я жду, что мне придется выслушать другие его сентенции. Но он бережно закрывает книжицу и прячет ее в карман. Без сомнения, он считает, что на один раз счастья и так вполне довольно.
– Как приятно, – доверительным тоном сообщает он, – поговорить иногда вот так по душам.
Этот булыжник, как и следовало ожидать, окончательно прихлопнул нашу хиреющую беседу. Наступает долгое молчание.
С тех пор как в ресторане появилась молодая пара, атмосфера в нем изменилась. Двое краснорожих молодцов замолчали; они бесцеремонно разглядывают прелести молодой женщины. Благообразный господин отложил газету и глядит на молодую чету снисходительным, даже сообщническим взглядом. Он думает о том, что старость мудра, а юность прекрасна, и не без кокетства покачивает головой: он прекрасно знает, что все еще хорош собой, что он прекрасно сохранился и при его смуглой коже и стройной фигуре все еще способен пленять. Ему нравится играть роль отца. Чувства официантки более просты – она замерла перед молодыми людьми и таращится на них, разинув рот.
А они разговаривают вполголоса. Им подали закуску, но они не прикасаются к ней. Напрягши слух, я улавливаю обрывки их разговора. Мне лучше слышно, что говорит женщина своим приглушенным грудным голосом:
– Нет, Жан, нет.
– Почему нет? – с пылким нетерпением шепчет молодой человек.
– Я вам уже говорила.
– Это не причина.
Несколько слов я пропустил, потом молодая женщина делает очаровательный усталый жест.
– Я слишком много раз пыталась. Я уже не в том возрасте, когда можно начать жизнь сначала. Поймите, я уже старуха.
Молодой человек иронически смеется.
– Я не смогла бы, – продолжает она, – перенести… разочарование.
– Надо верить, – убеждает молодой человек. – Ведь вы сейчас не живете.
– Знаю, – вздыхает она.
– Посмотрите на Жанетту.
– О, да, – она корчит гримаску.
– А по-моему, она поступила прекрасно. Она проявила мужество.
– А я считаю, – говорит молодая женщина, – что она просто решила не упускать случая. По правде сказать, если бы я хотела, мне такие случаи представлялись сотни раз. Но я предпочла ждать.
– И правильно сделали, – нежно говорит он, – правильно сделали, что дождались меня.
Теперь смеется она:
– Какая самоуверенность! Этого я вовсе не говорила.
Дальше я не слушаю – они меня раздражают. Они будут спать вместе. Они это знают. Каждый из них знает, что другой это знает. Но поскольку они молоды, целомудренны и благопристойны, поскольку каждый из них хочет сохранить самоуважение и уважение партнера, поскольку любовь – это нечто великое и поэтическое и ее нельзя спугнуть, они несколько раз в неделю ходят на танцы и в рестораны выделывать на глазах у публики свои маленькие ритуальные, механические па…
К тому же надо как-то убивать время. Они молоды, хорошо сложены, им еще лет на тридцать этого хватит. Вот они и не торопят события, они оттягивают их, и они правы. После того как они переспят друг с другом, им придется найти что-нибудь другое, чтобы замаскировать чудовищную бессмыслицу своего существования. И однако… так ли уж необходимо себя морочить?