Тощий Мемед

— Так вот, братья, моя собака загрызла моего сына. Загрызла моего сына, искусала меня. Собака удрала. Но ее поймают. Если даже она превратится в птицу, все равно будет поймана. Спасения ей нет. Здесь остался соучастник преступления. По правде говоря, все зло от этой девки. Во всем виновата она… Да, парня убила она… Мы своими глазами видели, что Вели убила она. На меня напал Тощий Мемед, а Вели убила девка. У обоих в руках были револьверы. Вы все это видели. Вначале проклятый стрелял в Меня. Затем она прицелилась и выстрелила в Вели.

Абди-ага подошел к окну и крикнул на улицу:

— Дети! Подойдите кто-нибудь сюда!

Вошел старший сын.

— Принеси мой револьвер, сын мой.

Юноша вынул из стенного шкафа новенький револьвер и подал отцу. Абди-ага передал его стоявшему рядом крестьянину.

— Смотрите все. Вот револьвер, который вы отобрали у девки! Из него убили Вели. Посмотрите хорошенько..

Револьвер переходил из рук в руки и снова вернулся к Абди-аге.

— Все видели? — спросил он.

— Да…

— Это револьвер, из которого Хатче стреляла в Вели. В тот момент, когда Вели упал на землю, револьвер выпал из ее рук. Его поднял Хаджи. И девушку схватил Хаджи. Вы все видели это. Не так ли, Хаджи?..

Хаджи, прежде времени состарившийся, страшно грязный, чахлый мужичок с голубыми глазами и огромным носом, обросший и взлохмаченный, в рваной заплатанной одежонке, ответил:

— Да, так было, уважаемый ага. Точно так все было. Когда револьвер упал на землю… Ну да, когда револьвер упал, мой любимый ага, с земли его поднял я. Девчонка бросилась бежать. А парня схватила за руку… Я говорю, того проклятого парня, Тощего Мемеда. Я догнал и схватил Хатче. Вели убила Хатче. — Хаджи покачал головой и сделал вид, что вытирает глаза. — Ах, Вели-aгa! Был ли еще такой человек, как Вели-ага? Только дурные люди могут нападать на бравого парня. Видел ли кто, чтобы настоящий парень поднимал руку на смельчака! Ой, ой, мой бедный Вели-ага! Погиб от пули бабы, которая не стоит ломаного гроша. На моих глазах убила, каналья… И ведь целилась, сукина дочь… целилась… И где только научилась…

— Слышали? — вмешался Абди-ага. — Именно так все видели, правда? Ты, Зекерия, видел? Так было?

— Да, да, точь-в-точь так, — ответил Зекерия.

— Ну а ты что скажешь, Хромой Али? Так ли это было?

Хромой Али уже давно с трудом сдерживал себя.

— Я, я ничего не видел, ага. Ничегошеньки. Никто не смотрит на меня. Словно я в чем-то провинился. Все, даже дети, отворачиваются от меня. Жена и та смотрит на меня брезгливо. Не разговаривает… Я ничего-ничего не видел, ага. Знай это! Я не видел даже, как тебя ранил Мемед.

Хромой Али встал и быстро направился к двери. Он весь кипел от негодования.

Абди-ага никак не ожидал этого. Он пришел в бешенство. Губы его задрожали. Придя немного в себя, он чуть не бросился вслед за Али.

— Хромой Али! Убирайся из деревни! Укладывай пожитки и отправляйся, куда хочешь! Если задержишься хоть на один день, я пошлю людей, они перевернут твой дом вверх тормашками. Слышишь ты, Хромой Али? Нахалы неблагодарные, голодранцы… — бормотал он. И вдруг резко сказал: — Все было так, как говорил Хаджи.

Все хором подтвердили.

— Положите руку на сердце, крестьяне, братья мои… Какой-то сморчок пытался меня убить! Меня, хозяина пяти больших деревень… Своего господина… Из-за какой-то девки… Что было бы с вами, если бы я умер? Только подумайте! Только подумайте, что меня нет в живых… Чтобы какая-то девка была моей невесткой! Да пусть она лучше бежит с босяком. В какой книге это писано? Положите руку на сердце… Дело, в которое не вложено сердце, не может иметь успеха. Нет, не может. И именно сердце…

— Мы ради нашего аги на все готовы, — сказал Муса.

— Молодец, Муса, — одобрительно кивнул Абди-ага.

— Ради нашего аги мы на все готовы, — повторил Кадир.

— Всем вам спасибо. В этом году возьму с вас только четверть урожая. И скот, который сейчас у вас, подарю вам. Теперь идите, положите руку на сердце и запомните, что нужно говорить властям…

От аги крестьяне вышли довольные, улыбающиеся. Три четверти урожая! И скот! Вот здорово! Они присели на Корточки в углу двора, метрах в пятидесяти от покойника, и начали заучивать то, что им предстояло говорить на допросе.

— Господин начальник… Вот этот Хаджи-эфенди поднял с земли револьвер. Девка, взявшись за руку с парнем, убегала. Потом бросила его руку… Мы подбежали и схватили ее…

— Нет, так не получается, — прервал Хаджи. — Скажешь, что Хаджи, то есть я, догнал их, когда они бежали, взявшись за руки. Я схватил Хатче… Как только я ее схватил, то есть скажешь, когда Хаджи схватил, парень, то есть Тощий Мемед, отпустил девчонку и убежал.

— Хаджи подбежал и схватил девчонку. Когда Хаджи ее схватил, парень, то есть Тощий Мемед, отпустил ее и удрал.

— Девчонка целилась. И где она научилась этому, сукина дочь? Прицелилась в Вели, выстрелила три раза. Все три пули попали! Ах, сукина дочь. Все три!.. После, когда Вели упал без чувств на землю, из рук девчонки выпал револьвер. Хаджи подошел, вот этот Хаджи, и поднял револьвер.

— Вот так правильно! До их прихода еще заучим… — сказал Хаджи.