Тощий Мемед

— Ну… Что вы хотите? — переспросил прохожий.

— Я хотел спросить, где тут хан? — упавшим голосом сказал Мемед.

— Идите за мной, — ответил прохожий и свернул на соседнюю улицу.

Человек шел быстро. Мемед обратил внимание на его походку. Это была походка горца. При ходьбе горцы высоко поднимают ноги, ступают осторожно. Такова привычка. Жители равнин ходят совсем не так. Они как-то волочат ноги по земле.

Хан оказался неуклюжей постройкой с большими деревянными воротами, которые источили черви.

— Вот здесь хан, — указал человек и пошел своей дорогой все той же быстрой походкой горца.

— Нужно найти хозяина хана, — сказал Мемед.

— Нужно найти, — повторил Мустафа.

Они вошли во двор. Там стояло много лошадей, ослов, мулов и телег. Кругом — кучи навоза. Вонь ударяла в нос, вызывая тошноту. На столбе посредине двора висел больщой фонарь. Стекла его почернели от копоти.

— Посмотри на фонарь! — толкнул Мемед Мустафу.

— Какой большой!

По двору беспокойно сновал маленький человек с скощенным подбородком. В углу двора столпилось человек пятнадцать. Судя по их одежде, они были из окрестностей города Мараша. Они громко спорили. Один из них яростно бранился. Он поносил агу, пашу, мир, судьбу, свою мать и жену. Помолчав немного, он снова начинал браниться. «А если мы не сможем продать эту материю, — начинал кто-нибудь и кончал: — Мать и жену его!..» О чем бы они ни говорили, все заканчивалось одним: «Мать и жену его!» «Род и потомство его!..»

Мемед и Мустафа подошли к ним. Но спорщики так увлеклись, что не заметили их. С край сидел старик, но он не вмешивался в спор. У него было приятное, почти детское выражение лица. Изредка он, казалось, улыбался своим мыслям.

Мемед смело подошел к нему:

— Дядюшка, где можно найти хозяина хана?

— На что тебе этот мерзавец? — спросил старик. — Он провалился в землю.

— Жаль беднягу, — сказал Мустафа.

Мемед толкнул Мустафу, поняв, что старик шутит.

— Он взлетел на вершину горы, — усмехнувшись, сказал старик.

Мустафа опять не понял:

— Жаль беднягу!

— Очень жаль, — посмеивался старик.

— Дядюшка, не обращай на него внимания, — вмешался Мемед, — мы пришли в хан переночевать. Где хозяин?

— Вон подлец, которого зовут хозяином хана, идите и скажите этому негодяю, что вам нужно, — указал старик на сновавшего по двору человека.

Хозяин, услышав слова старика, ответил:

— Если вы ищете подлеца, посмотрите на старика с белой бородой около вас — это самый большой негодяй… Борода его побелела от преступлений, а вовсе не на мельнице…

— Эй, ты, нечестивец, эти парни ищут ночлег, — крикнул старик.

Мемед направился к хозяину дома.

— Переночуете в одной комнате с этим седобородым мерзавцем. Он вас проводит, — сказал хозяин.

— Ах, негодяй! Идемте, ребята, я вам покажу ваши места…

Мемед и Мустафа осторожно поднялись по пыльной, шаткой лестнице, которая так скрипела, что, казалось, вот-вот развалится. Они вошли в комнату. В ней рядами стояли койки. Грязь была неимоверная.

— Вы первый раз в городе? Так, что ли? — спросил старик.

— В первый раз, — ответил Мемед, — В первый…

— В первый, — повторил Мустафа.

— Как же это так? Вам, наверное, лет по двадцать. Как же вы умудрились не побывать в касабе?

— Не приходилось, — смутился Мемед.

— А из какой деревни?

— Из Деирменолука…

— Это в горах, так ведь?

— В горах.

И только когда старик спросил: — «Ели вы что-нибудь?» — они почувствовали, как сильно проголодались.

— Меня зовут Хасан Онбаши… — продолжал старик.

— Меня Мемед, а его Мустафа.

Старик повел их в бакалейную лавку. Здесь над ржавыми жестяными коробками с изюмом, бекмесом[16] и халвой кружились черные тучи мух.

Хасан Онбаши подошел к лавочнику:

— Дай этим молодцам что они захотят, а мне дай халвы и хлеба.

— И мы возьмем халвы и хлеба, — сказал Мемед.

При свете мигающей керосиновой лампы они с аппетитом принялись есть халву.

Когда они вернулись обратно, все койки, кроме трех, были заняты. Мемед и Мустафа легли, не раздеваясь. В комнате стоял густой табачный дым. На стене, покрытой пятнами раздавленных клопов, в облаках дыма мерцала керосиновая лампа. Люди, лежавшие на койках, громко разговаривали.

— Значит, вы в первый раз ночуете в хане? — спросил Хасан Онбаши Мемеда.

— Да, — ответил Мемед.

— В этом дыму и в этой вони можно задохнуться, — Продолжал старик.

Мемед и Мустафа лежали не шевелясь.

— Что, понравилась вам касаба? — донимал их старик.

— Очень большая, — ответил Мемед. — И дома большие-большие. Как дворцы…

— А если бы вы увидели Мараш! — улыбнулся Хасан Онбаши. — Там есть большой крытый рынок, в нем нее сверкает разноцветными огнями. Все тебе улыбается. Попадешь туда — онемеешь от восторга. По одну сторону торгуют разноцветными тканями, по другую — сидят шорники, по третью — медники… Все что душе угодно! Мараш — это рай! Он в сто раз больше, чем эта касаба!

Мемед задумался.

— Да-а! — протянул он.

— Да-а, — ответил Хасан Онбаши. — Так-то вот. А если бы вы увидели Стамбул!..

Мемед потянулся. Лицо его почернело, сморщилось. Он уже не мог сдержаться.

— А кто хозяин касабы? — выдавил он из себя, и ему сразу стало легче.

— Что ты сказал? — не понял вопроса Хасан Онбаши.