Тощий Мемед

— Сестра, — сказал Дурсун, — с ним ничего не случилось, я буду его искать. Я найду его.

Доне ничего не слышала. Она плакала и не переставая повторяла:

— Сынок мой… Сиротинка! — Несчастная женщина упала на дорогу и начала стонать. Ее лицо и волосы покрылись пылью, которая, смешавшись со слезами, расползалась грязными потеками по щекам.

Люди застыли, переводя взгляд с быков на Доне. Две женщины отделились от толпы. Они подошли к лежавшей в грязи Доне, взяли ее под руки и подняли. Доне потеряла сознание. Голова ее свесилась на плечо, как у мертвой. Поддерживая Доне под руки, женщины отвели ее домой.

Толпа зашевелилась. Первой заговорила старуха Дженнет. Ее все называли Дженнет Лошадиная Голова. Она была высокого роста, с длинным морщинистым лицом. — Тонкие пальцы рук походили на ветки.

— Бедная Доне, — сказала она, — что случилось с ее сыном?

В разговор вмешался Элиф — маленького роста крестьянин, известный своей болтливостью.

— Если бы Мемед не умер, он бы пришел, — сказал он. Эти слова облетели толпу.

— Если бы не умер — вернулся бы.

— Если бы не умер — вернулся бы.

— Если бы не умер — вернулся бы.

— Может быть, Мемеда убили враги его отца, — добавил Элиф.

— У отца его не было врагов. Ибрагим и муравья не обидел, — сказала Дженнет.

Люди в белых платках, разноцветных шалях, лиловых фесках, с медными монетами на лбу заволновались:

— Ибрагим и муравья не обидел.

— Ибрагим и муравья…

— …муравья не обидел.

Затем все смешалось. Каждый твердил свое!

— Ай. Мемед!

— Жаль сироту!

— Проклятый гяур!

Кто-то предложил:

— Пусть Доне пойдет туда, где кружат орлы.

— Орлы всегда кружат над трупами,

— Там, где кружат орлы, там…

— Там…

— Он, наверное, упал в источник,

В одно мгновение все повернулись к женщине, высказавшей эту догадку.

Толпа замерла. Потом все снова заговорили:

— Он упал в воду,

— В воду упал.

— В воду…

Люди ринулись в сторону скал. Впереди бежали босые мальчишки. За ними — босые женщины. Ребята первыми добежали до зарослей колючек. За ними женщины… Ребята ободрали до крови ноги, но, казалось, не замечали этого и бежали вперед. Женщины проклинали колючки:

— Высохнуть бы вам на корню!

За зарослями показались скалы. Вскоре дети, у которых были сильно исцарапаны ноги, выбились из сил и отстали. Усталые женщины добежали до огромного чинара. Листья чинара шелестели. Услыхав шум воды, толпа остановилась. Переведя дыхание, люди побежали к воде. Все глаза были устремлены на воду. Женщины стояли тесным кольцом. Вода, пенясь, била из-под скалы. Слева от скалы образовался большой водоем. В бурлящую воду упало несколько листков. Но их не унесло. Они кружились в белой пене.

Женщины не двигались с места и молча смотрели на воду.

— Если бы мальчик упал сюда, он хотя бы раз всплыл на поверхность, — сказала Дженнет.

Толпа зашевелилась. Послышались голоса!

— Он хотя бы раз всплыл.

— Он не остался бы там… Всплыл бы,

— Он бы всплыл…

Потеряв всякую надежду найти Мемеда, усталые и разбитые, крестьяне возвращались в деревню. Теперь ребята шли позади, играя на ходу в свои игры. Все шли вразброд, склонив головы.

После этого дня Доне слегла. Она не переставая плакала. У нее был сильный жар. Девушки ухаживали за ней. Через несколько дней Доне поднялась. Глаза ее налились кровью. Она перевязала лоб белой тряпкой…

Однажды деревню облетела весть: «Доне не ест, не пьет, сидит целыми днями у воды и ждет, когда всплывет тело ее сына».

Это была правда. Доне каждое утро вставала на рассвете, шла к источнику и не отрываясь смотрела на воду. Так продолжалось дней десять. Наконец это утомило ее, и она стала запираться у себя в доме. Вскоре она нашла себе новое занятие: вставала рано утром, поднималась на крышу и долго глядела на небо. Как только глаза ее различали парящих в небе орлов, она бежала к тому месту, над которым они кружили. Она очень похудела. Иногда орлы парили далеко над вершиной горы Ягмур. Дорога туда занимает целый день. Но Доне это не останавливало.

Однажды вечером в дверь Доне кто-то постучал.

— Открой, сестра! Это я, Дурсун.

Доне с надеждой и страхом открыла дверь.

— Заходи, брат Дурсун! Мой Мемед тебя очень любил.

Неторопливо усевшись на тюфячок, который ему подстелила Доне, Дурсун сказал:

— Послушай, сестра, сердце подсказывает мне, что сын твой жив. Мне кажется, он просто куда-то сбежал, Я найду его.

Доне подошла к Дурсуну.

— Брат Дурсун, ты что-нибудь знаешь?

— Я ничего не знаю, но мне подсказывает сердце.

— Благослови тебя господь!

— Я буду его искать. И найду. Одно лишь могу тебе сказать: он жив. Мемед не умер.

— Я надеюсь только на тебя, брат. Ах, только бы узнать, что сын мой жив! Больше мне ничего не надо. Ты же знаешь, Дурсун-ага, я ничего не пожалею для тебя… — говорила Доне, провожая Дурсуна,

IV

Лето в разгаре. Началась уборка. Зной сжигает все.

Тощий Мемед вошел в дом Сулеймана не как работник, а как сын. Сулейман в нем души не чаял. Но в последнее время с веселым смышленым мальчиком что-то случилось. Он все молчит, все о чем-то думает. Раньше он целые дни пел песни — грустные песни. Теперь он больше не поет.