Тощие ножки и не только

В течение нескольких часов преподобный Бадди Винклер метался у себя в офисе. Щелкал костяшками пальцев. Скрипел золотыми зубами. Нещадно чесал лицо, пока прыщи не лопнули и не начали кровоточить. Господи Иисусе, кто бы знал, как ему лихо! Бадди никак не мог остыть и все метался туда-сюда. Отец небесный, ну за что ты так сирого и верного слугу своего? Сколько месяцев – да нет, лет! – ушло на то, чтобы все подготовить, чтобы самому подготовиться для великого и славного дела – взорвать, стереть с лица земли поганую мечеть, чтобы не оскверняла собой священного града, а на ее месте отстроить Третий Храм. Именно в этот заветный день, двадцать третьего января, должен был прогреметь взрыв, благословенный взрыв! Сегодня! И что же? Вот он я, о Господи, сокрушался Бадди, бессилен, связан по рукам и ногам. Сижу как прикованный в этом гнусном логове сатаны среди ниггеров, наркоманов и педиков! И не только лишен возможности лично исполнить волю Божью, но даже не могу попасть в Иерусалим. А ведь вдруг раввины все-таки решат довести дело до конца и разнесут к чертовой матери эту богомерзкую балбышку (чего скорее всего не произойдет. Уж кто-кто, а ЦРУ об этом позаботится).

Господи-Господи_:Господи! На него впору накинуть путы! Еще немного, и он сам взорвется, как та мечеть. Нет, надо найти какой-то выход праведному гневу, этой искупительной ярости, какой наполнил его сам Иегова!

Было около пяти часов пополудни, когда неожиданно Бадди осенило – Отец наш праведный! – как он раньше не сообразил! Ему есть на ком выместить праведный гнев, он покажет им, что такое карающая длань Господа! Уж если какое богомерзкое заведение и нуждается в том, чтобы получить от Бога хорошую оплеуху, так это в первую очередь «Исаак и Исмаил». Тоже мне гуманисты-миротворцы выискались! А эта их шлюха со своими похабными танцами! А эта распутница, эта размалеванная Иезавель, дщерь Верлина Чарльза! Верно! Бад представил, как он в праведном гневе явится туда, как пригрозит перстом им всем, погрязшим во грехе! Да устыдятся падения своего! Да убоятся гнева Божьего! Он позвонил кое-каким своим приятелям из числа сионистов, однако те все как один были прикованы к телевизору – смотрели Суперкубок. Его верные солдаты – Спички Иисуса – тоже. Ну что ж, обойдемся и без них. Пусть эти бараны, если им так хочется, оскверняют святой день какими-то дурацкими игрищами. Он, Бадди, возложит эту миссию на себя.

* * *

Йи-йи-йи-йи-йи
Йи-йи-йи-йи-йи-йи-йи
Зинга допла доп лоп зинга
Э э-э, иина-ина ай.

Это та самая комната. Только вот свечи догорели, в лампах высохло масло, а у голубой неоновой вывески перегорела пробка. Обои, может, и не обои вовсе, а камень. В черноте слышится негромкое, но постоянное клацанье, что-то вроде клик-клик-клик. Это гремят кости Иезавели. А может, просто кто-то бросает жребий.

Девчонка к этому времени уже сбросила с себя все, если не считать небольшого пурпурного платка, скрывавшего ей лицо. Ситуация явно попахивала чем-то противозаконным, но Абу и Спайк уже махнули на все рукой. Как бы то ни было, детектив Шафто вряд ли станет ее арестовывать. В некотором роде он сам надел на себя наручники. Никто даже не пошевельнулся, и помимо визгливых звуков оркестра и уханья барабана тишину в зале нарушало разве что прерывистое дыхание самой Саломеи. Она танцевала уже более двух часов подряд и была на грани полного изнеможения. Движения ее стали заметно медленнее, утратили стремительность. Теперь Саломея уже не кружилась волчком, а вращалась задумчиво и плавно, хотя это ничуть не сказывалось на впечатлении, которое производил ее танец, – казалось, девушка танцует по колено во фруктовой мякоти, или это злой чародей набросил на нее оковы; зрители следили за каждым ее движением затаив дыхание, отчаявшись ей помочь.

Чуть раньше – вернее, несколькими часами раньше, – Эллен Черри решила, что ей стоит испытать на Саломее зрительную игру, однако в конце концов передумала, потому что это то же самое что попробовать пририсовать Моне Лизе вторую улыбку. Она была бы не в силах контролировать себя, даже если бы очень того захотела. Ум ее оставался спокоен, хотя и кипел бурной деятельностью. Казалось, Саломея крепко сжимает его своими потными пальчиками – точно так же, как она сжимала бубен.

Когда с лица девушки наконец слетело последнее, седьмое по счету покрывало, со стороны могло показаться, будто это она слегка приоткрыла рот и выдохнула в зал мотылька размером с птицу. Первое, что при этом подумала Эллен Черри, было: «Как она хороша». Вторая ее мысль: «Каждый должен понять все сам».