Тощие ножки и не только

Мгновенно вспыхнул конфликт. С одной стороны, те, для которых легендарный Танец Семи Покрывал приобрел фантастические масштабы – романтичный, знойный, эротический, загадочный, пронизанный давно утраченной экзотикой, секретами Библии и тайнами Востока. Чтобы его увидеть, эти были готовы поползти десяток миль по собачьему дерьму и острым лезвиям. Главное – лишь бы он не оказался фальшивкой. Однако с этой потрясающей нимфой, что величала себе Саломеей, в его подлинности не возникало никаких сомнений. В другом лагере собрались те, для кого Суперкубок был самым главным событием года, каждого года, кульминацией пяти месяцев боления, бесконечной статистики, головокружительных взлетов и столь же резких падений; важный праздник – нет, самый главный праздник, день, когда повседневные заботы отходили на второй план, когда вся страна, весь мир сливались в единении, в ликовании, которое не знало ни национальных, ни расовых, ни религиозных границ; ритуал, во время которого само время переставало существовать – за исключением искусственного времени на спортивных часах; символическая битва, когда кровь проливалась лишь понарошку, когда смерть расслабляла свою хватку на человеческий мозг, и о ней попросту забывали. А раз «Исаак и Исмаил» располагал самым большим в городе телеэкраном, то эта группа вознамерилась следить за играми только по нему, и никак иначе.

Однако дело было не только и не столько в двух враждующих группировках – одна требовала Саломею, другая – Суперкубок. По крайней мере на первых порах. В самом начале большинство регулярных посетителей заняли выжидательную позицию, не зная, к кому примкнуть. Им хотелось и Танца, и Суперкубка. Сержант Джеки Шафто, например, отказывался взять в толк, как вообще можно выбирать между тем и другим.

Надо, однако, воздать должное Спайку и Абу, выступившим в роли миротворцев. Они сумели погасить конфликт еще в зародыше. В тот самый вечер, за семь недель до двадцать третьего января, они сумели предотвратить назревавшую войну при помощи компромисса.

За Саломеей в тот вечер должны были приехать поздно. Девушка ждала в офисе, когда приедет сопровождающая ее матрона и ее заберет. Именно здесь, в кабинете, Спайк и Абу обратились к ней. Саломея тяжело дышала после вечерних трудов на сцене. Тело девушки было усыпано каплями пота, и одежда прилипла к ней, отчего ее бедра казались рыбьими тушками на подносе. Ее соски выпирали сквозь ткань, словно ластик на конце карандаша сквозь влажную бумажную салфетку. Перламутровые усики из капелек пота подчеркивали сочность ее губ, отчего казалось, что она только что лакомилась персиком. Влажные волосы прилипли к голове, словно она только что вышла из ванной – либо сошла с брачного ложа. К великому облечению Спайка и Абу, она спрятала свои черные глаза-маслины за толстыми стеклами очков – сквозь которые читала комиксы про Дядюшку Скруджа. Если бы не эти очки и не эти комиксы, Спайк с Абу, наверно, так и не решились бы обратиться к ней. Но как оказалось – все напрасно. Ее сочные губы весьма вежливо сказали им следующее:

– Мой календарь изменить нельзя. Его рассчитали мне звезды. Я танцую или в этот день, или никогда.

Спайк и Абу – что им еще оставалось? – поспешили заверить ее, что их этот день вполне устраивает, что лучшей даты и придумать нельзя, что все о'кей, что звезды не подскажут ничего дурного и вообще у этого дня гвоздика в петлице. Когда она надела шерстяное пальто и в запотевших очках растворилась в темноте под руку со своей наставницей, они покорно помахали ей рукой.

В течение последующей пары дней решение Саломеи было доведено до сведения постоянных посетителей: то есть тридцати – сорока представителей сильного пола и полдюжины женщин. В целом оно было встречено с пониманием, хотя и без особых восторгов.

– Что ей стоит исполнить этот танец в любой другой день, когда ее душе угодно. Верно я говорю? Так почему она настаивает, что будет танцевать его именно в тот день, когда состоится розыгрыш? Зачем ей это понадобилось?

– Как говорит инспектор, тут кроется какой-то подвох. Здесь явно что-то не так. Не иначе как она задумала сорвать футбольный матч.

– Ну, ты загнул! Послушать тебя, так можно подумать, что девчонка устроила заговор. Просто ей твой футбол до лампочки. Ведь она же девушка.

– Вот это-то мне и не по душе. Миллионы девчонок болеют за Суперкубок. Кто знает, вдруг они в один прекрасный день будут принимать в нем участие?!

– Ну, сказанул! Вот умора-то!

– Не дождутся!

– Когда зацветут абрикосы!

Когда Саломея выступала через неделю, кое-кто посетителей позволили себе несколько громких комментариев в ее адрес – в одних звучала мольба, в других – нескрываемое раздражение. Саломея едва ли удостоила их вниманием. Более того, она танцевала даже лучше, чем когда-либо раньше, с большим азартом, с большей энергией, с большим чувством.

– Не иначе как она готовится к Танцу Семи Покрывал, – заметил кто-то из поклонников.

– Вряд ли, – возразил бармен. – Их главный говорит, будто она заводится от того, что танцует на фоне картины.

* * *