Тощие ножки и не только

Два месяца назад, когда Бадди уехал в Иерусалим, она поставила ФБР и Конвенцию баптистов-южан в известность относительно его предполагаемых намерений. Среагировали ли федералы на полученную от нее информацию или нет, она не знала. А вот умеренные баптисты, которые уже давно искали повода избавиться от Бадди Винклера и удалить его из своей воскресной радиопередачи, с радостью ухватились за этот предлог. Нет, это отнюдь не стало для Бада финансовой катастрофой – руководящий пост, который он занимал в Батальоне Третьего Храма, помог ему быстро восстановить пошатнувшиеся финансовые позиции – а кроме того, он продолжал выступать в евангелических передачах в качестве гостя (Пэту Робертсону импонировал его ура-патриотизм, Джимми Своггарту – его итальянские брюки). Однако Бадди Винклер был из породы тех проповедников, которые не могут прожить и дня без того, чтобы регулярно не вещать с кафедры, точно так же, как унитазу не прожить без того, чтобы в нем регулярно не спускали воду. В один прекрасный день он объявил, что намерен «нести благую весть точно так же, как когда-то Иисус», и пошел проповедовать на улицу. Его решение трубить ее в уши «этому заторможенному полудурку, который, видать, сидит на каком-то наркотике, коль вращается в час по чайной ложке», было задумано как своего рода месть Эллен Черри. И вот теперь она стояла прямо перед ним, не больше чем в двадцати футах.

– Вот она! – пронзительно крикнул он. – Братья и сестры! Вот она!

Длинным костлявым перстом преподобный указывал в ее сторону. Голос его в эту минуту был похож не столько на саксофон, сколько на автомобильную сирену.

– Вот она! Вавилонская блудница! Это против ее похотливых козней предостерегал нас Господь!

Несколько прохожих оглянулись, сделав, правда, при этом вид, будто происходящее им крайне неинтересно – что, кстати, весьма характерно для нью-йоркских общественных мест. А вот стайка японских туристов тотчас направила на нее видоискатели своих «Никонов». В следующее мгновение, когда по асфальту застучали первые капли дождя, Бадди Винклер двинулся в ее сторону.

– Иезавель! – вопил он. – Иезавель!

От испуга и неожиданности Эллен Черри не могла сдвинуться с места.

– Иезавель!

Она видела, как от мыска ее туфли отскочила капля дождя.

– Иезавель!

Во взгляде Бада читалась животная злоба, указующий перст подрагивал как иголка детектора лжи на брифинге в Белом доме.

– Иезавель!

В подвале собора Святого Патрика Раковина и Разрисованный Посох бросились к оконной решетке, а за ними и все остальные.

– О Боже! – ахнула Ложечка. – Это же она!

– А ты кого ожидала? – спросил ее Грязный Носок. – Мать Терезу, мать ее так?

Последней к окну подоспел(а) Жестянка Бобов, который(ая) до этого рассматривал(а) свое отражение в зеркале, размышляя о том, писала ли ее мисс Чарльз по памяти или все-таки использовала в качестве модели другую консервную банку.

– Ситуация чревата дурными последствиями, – заметил(а) философски Жестянка Бобов.

В следующее мгновение, чем-то напоминая звяканье Ложечки по асфальту, пророкотал гром, и капли дождя начали в массовом порядке покидать небо – подобно беженцам, пытающимся спастись от революции, отчего прибывали, не имея ничего, кроме последней рубашки на теле и немудрящих навыков, кои были приобретены еще дома, в их темных непросвещенных деревнях.

– Иезавель!

Проповедник приближался к ней медленно, так медленно, словно он позаимствовал страницу из книги Перевертыша Нормана – книги, напечатанной на цинке чернилами из холодной патоки. Тем не менее расстояние между ними неуклонно сокращалось. В безумных глазах Бадди, подобно пуповине Франкенштейна, скакали изломанные провода молний. Проповеднику оставалось до нее не более трех футов, когда некое сильное облако влепило ей пощечину, чем моментально вывело ее из транса. Эллен Черри обернулась, приготовившись броситься наутек, но ее подвел каблук, явно не приспособленный к бегу на любые дистанции, – он сломался, и Эллен Черри упала на колени. Одежда на ней уже успела промокнуть до нитки, и поэтому она не сразу сумела подняться на ноги.

– Иезавель! – громыхал над ней голос проповедника.

Бадди бросился к ней, словно оцелот к поверженной жертве, – рот eгo был широко раскрыт, фаллос тверд, как черенок лопаты. Еще один прыжок, и он настигнет ее, но в этот момент откуда-то из-за решетки на одном уровне с тротуаром на всей скорости вылетел не то дротик, не то посох, не то деревянный шест. Эта палка подставила проповеднику нечто-то вроде подножки под правую ногу, отчего тот со всего размаху запахал носом. Фурункулы, словно тормоза, проскрипели по мокрому асфальту, один из зубов разрезал нижнюю губу. Бадди словно таран врезался в Эллен Черри, но та все-таки кое-как поднялась с колен, скинула с ног загубленные туфли и бросилась наутек.