Преподобный Бадди Винклер пока еще не имел собственной телепередачи. Более того, примерно треть радиостанций, так или иначе связанных с Баптистским Голосом Юга, отказались транслировать его воскресные проповеди, и все потому, что в последнее время он все чаще проявлял политическую нетерпимость, особенно когда дело касалось Ближнего Востока. В принципе руководство станций не имело ничего против его политических пристрастий, однако леденящие душу картины Последних Дней, которые Бадди с таким пафосом живописал, вкупе с мощью его голоса и тем кровожадным восторгом, с каким он предсказывал человечеству грядущие страдания и муки, испортили за завтраком аппетит не одному доброму христианину. Тем не менее его слава ширилась. Бадди то и дело появлялся в качестве гостя то в одной, то в другой евангелистской телепередаче; средства же массовой информации частенько вставляли в свои материалы цитаты из его кровожадных пророчеств. Именно благодаря стараниям Бадди укрепилась вера в существование Батальона Третьего Храма, особенно среди христианских фундаменталистов. А та ловкость, с какой он умел выколачивать деньгу из консервативно настроенных гоев, снискала ему благодарность ультрасионистов, и те ничуть не возражали против того, что часть пожертвований он тратил на золотые зубы и костюмы от итальянских кутюрье.
Не иначе как слегка испугавшись Пэтси, Бадди держал себя за столом сравнительно мирно. Нет, конечно, его благословение затянулось настолько, что соус начал собираться комками. В какой-то момент, когда, спасибо десерту, его мощный саксофон зазвучал чуть нежнее и слаще, Бадди принялся перечислять греховные деяния современного человечества, делая основной упор на такие вещи, как секс, алкоголь, наркотики и социализм. По его словам выходило, что Господь Бог весьма удручен.
– А чего он, собственно, ожидал? – не удержалась от вопроса Пэтси. – За две тысячи лет так ни разу и не удосужился нас проведать! Раз кота нет, у мышей праздник.
А в остальном праздничный ужин прошел довольно гладко. Эллен Черри налегала на приготовленные Пэтси угощения. Правда, время от времени она не забывала украдкой поглядывать на каминную полку, где лежала ложечка, а пару раз, закрыв глаза, представила себе Рауля. Уж если конец света и вправду вот-вот наступит, размышляла она, неплохо бы в оставшееся время от души развлечься.
После пирога с тыквой и фруктового торта все наконец отвалились от стола. Правда, отвалились на небольшое расстояние. Потому что вдоль стен выстроились холсты, так что места для четверых накормленных до отвала людей в комнате практически не осталось.
– Может, ты нам покажешь свои новые картины, а? – попросила Пэтси.
– Это все старые, мама. Я же тебе уже говорила, что за всю осень ни разу не взялась за кисть.
– Да, но для нас они новые.
Эллен Черри колебалась.
– Нет, вряд ли вам понравится.
– Перестань. Мы же свои люди, и нам интересно, что ты делаешь. Верлин, ради всего святого, оторвись на минуточку от экрана и оцени талант своей дочери.
– Мама!
Бадди потер подбородок. Прыщи на его лице еще не покраснели до такой степени, чтобы внести свою лепту в рождественскую атмосферу.
– Я согласен с твоей мамой, моя дорогая девочка. Давай посмотрим, как ты используешь данный тебе от Господа Бога талант.
Эллен Черри ничего не оставалось, как начать разворачивать свои творения лицом к зрителям. Правда, так, чтобы при этом ненароком не повернуть к ним обнаженные портреты Бумера.
– Хм-м, – буркнул Верлин.
– М-да, – покачал головой Бадди.
– Какая прелесть, – прощебетала Пэтси.
В душе каждый из них подумал примерно следующее: «Слава Богу, это уже не та мазня, которую она выдавала раньше. По крайней мере здесь уже можно хотя бы что-то понять. И вещи того же цвета, что и в жизни. Но разве нормальному человеку придет в голову изобразить на холсте…»
В общем, семья осталась разочарована. И даже слегка испугана. Зато как только взорам представало очередное из недавних творений, запечатлевшее консервную банку с бобами, или столовый прибор, или скомканный носок – Господи, разве нормальному человеку такое придет в голову? – Ложечка, сидя высоко на каминной полке, была готова прыгать и плясать от восторга.
Верлин снова впился глазами в летающий мяч, едва различимый среди вспышек и мельтешения на крохотном-прекрохотном черно-белом экранчике портативного телевизора, который, вняв мольбам родственника, Бадди согласился принести в «Ансонию». Это был финальный матч, матч на кубок, надо наблюдать за такой игрой на огромном экране телевизора в «И+И», наблюдать во всем ее великолепии, а не через дергающуюся завесу плевков электрического угря, – за такую роскошь не жалко было и жизни. Будь это матч на Суперкубок, то вопрос, где смотреть, даже бы не возник. Но только не сегодня. Рождество есть Рождество, подумал Верлин. Но Суперкубок это нечто такое, о Господи, во что так и тянет впиться всеми зубами.