Торжество Ваала

На следующее утро Тамару разбудил говор нескольких детских голосов под ее окнами. Окончив свой утренний туалет, она вышла на крылечко и здесь, к удивлению своему, увидела трех женщин да штук шесть ребятишек, от семи до тринадцатилетнего возраста. Женщины оказались крестьянскими «матками», которые привели «в учебу» своих детей, узнав, что к ним на село прислали новую учительницу; а те мальчики, что постарше, сами пришли, проведав о ее приезде. У каждой из трех женщин было в руках какое-нибудь «поклонное» для учительницы: у одной десяток свежих яиц, у другой моток суровых ниток и свежий медовый сот на тарелке, а у третьей даже живой петух, который никак не желал сидеть спокойно у нее на руках и все порывался как ни на есть выскользнуть из них на свободу. Все три матки сразу приступили к учительнице со своими поклонами и приношениями: прийми-де, голубушка, дары наши крестьянские, это тебе от нас, от маток, поклонное за учебу, для тово чтобы ты до ребяток наших ласкова была, в книжку читать научила бы, уму-разуму наставила.

Тамара попыталась было отказаться от поклонного, но матки и слышать не хотели об отказе.

— Нет, уж, желанная, не брезгуй!.. Как можно!.. Не обиждай ты нас… Это нам за большую обиду будет, потому как мы от всего сердца, чем богати… Ты не сумлевайся, это уж так завсягды положение у нас такое, — без поклонного нельзя.

Нечего делать, пришлось подчиниться обычаю и принять приношения.

— Только что ж я с петухом делать буду? — спросила девушка, очутясь вдруг в большом затруднении с живою птицею в руках, которая продолжала громко и энергично протестовать против своего плена.

— А ничего, милая, пущай его погуляет, — уговаривали ее бабы, — другие матки придут, может, курочками поклонятся, хозяйство будет.

«Ах, хозяйство?!. В самом деле, у меня вдруг свое хозяйство будет, это прелестно!»— весело подумалось Тамаре.

— Которые же тут ваши детки? — спросила она, оглядывая обступивших ее ребятишек.

Матки указали, каждая на своего мальчика. Оказалось, что двум из них по семи, а третьему всего только шесть лет. Относительно этого последнего учительница выразила сомнение — не слишком ли рано сажать его за грамоту, больно мал еще, да и остальные двое тоже не велики, — погодить бы лучше.

— И, что ты, голубушка! Чего там малы?! Куда годить-то? — вступились за всех трех все матки разом. — Нечем дома-то баловаться, пущай лучше в школу ходят: скорее кончат учебу. А то постарше станут, тогда уж не до учения, недосужно будет. Ты уж так приснорови, родная, чтоб ко Святой покончить с ними.

Тамара, однако, усомнилась, чтобы можно было таких маленьких обучить всему, что следует, в столь короткий срок, когда на обучение в сельской школе обыкновенно полагается от двух до трех лет.

Но бабы этим не убедились.

— Зачем так много? — возразили они. — Нам много не надо, умели бы только во всякой книжке разобрать да по родителям Псалтырь почитать, и за то спасибо! С нас и того довольно! Куда нам столько ученья! — Им ведь не в попы идти, а был бы только билет на льготу.

Тамара сначала не поняла было, о каком это билете речь, но из дальнейших объяснений оказалось, что матки подразумевают билет на право льготы по 4-му разряду в общевоинской повинности. Пришлось растолковать им, что для этого мальчикам необходимо окончить полный курс сельской школы и выдержать экзамен в комиссии.

Мать шестилетнего мальчугана, — нечего делать, — согласилась, что ежели нельзя иначе, пущай кончает, — все же по девятому годку, значит, освободится, и то хлеб!

— Но ведь до жребия пройдет для него еще целых одиннадцать лет, — возразила Тамара, — Ведь за такой долгий срок он, пожалуй, перезабудет все, чему учился.

— Это ничего! — хором принялись уверять ее все бабы. — Пущай его забудет, лишь бы билет!.. Расчет ведь тоже, шесть ли лет тянуть солдатску лямку, аль четыре года, сама рассуди… Другие тоже забывают, да ничего, сходит, — это уж мы знаем.

Нечего делать, пришлось и тут уступить настойчивым просьбам.

— Ну-с, как же вас зовут? — ласково обратилась учительница к младшему из мальчиков.

— Нас-то? — подхватила его матка, — Агафьей, матушка, Агафьей, а ее Матреной, — кивнула она на соседку.

— А меня Марьей звать, — откликнулась третья. — Телушкиных Марья, значит.

Тамаре совестно стало в душе и смешно на самое себя, что она к шестилетнему ребенку обратилась вдруг на «вы». Уразумев из наивного ответа непонявших ее маток всю ненужность и фальшь и всю чуждость их быту подобных «цивических» обращений, она дала себе слово — впредь никогда не употреблять «вы» с учениками.

— Ну, что ж, очень рада, приступим к учению, хоть завтра, — сказала она, стараясь поскорее отделаться этим от собственного смущения, вызванного своею же маленькою неловкостью.

Но тут одна из маток обратилась к ней с совсем неожиданною просьбой, рассказать им, как и чему именно думает она учить их ребятишек. Та с улыбкой ответила, что это уже ее дело.