Торжество смерти

«Как мне понравились сразу ее ресницы! — думал Джиорджио. — Она сидела посредине часовни на стуле с высокой спинкой. Ее профиль выделялся на освещенном окне. Когда облака на небе разошлись, свет стал вдруг ярче. Она слегка пошевелилась, и я увидел ее освещенные ресницы во всей их длине. Какие чудные ресницы!»

— Скажи, мы скоро приедем? — спросила Ипполита. Свисток паровоза сообщил о приближении к станции.

— Хочешь держать пари, — добавила она, — что мы проехали мимо?

— О нет, не может быть!

— Хорошо, спроси.

— Сеньи-Палиано, — кричал хриплый голос вдоль вагонов.

Джиорджио подошел к двери немного задумчиво.

— Альбано? — спросил он.

— Нет, синьор, Сеньи-Палиано, — с улыбкою ответил человек. — Вы едете в Альбано? Вы должны были выйти в Чеккине, синьор.

Ипполита так громко расхохоталась, что мистер и мистрисс Мартлет с удивлением поглядели на нее. Ее веселость сейчас же передалась и другу:

— Что нам делать?

— Прежде всего необходимо выйти.

Джиорджио подал человеку ручной багаж, а Ипполита продолжала смеяться искренним и живым смехом, весело принимая это неожиданное приключение. Мистер Мартлет, по-видимому, с веселым добродушием встретил эту волну молодости, похожую на волну солнечного света. Он поклонился Ипполите, а она чувствовала в глубине души какое-то неясное сожаление.

— Бедный мистер Мартлет! — сказала она полушутливым, полусерьезным тоном, глядя вслед поезду, удалявшемуся среди пустынной и голой местности. — Мне жаль расставаться с ним.

— Почем знать, увижу ли я его еще?

И, оборачиваясь к Джиорджио, она сказала:

— А что теперь?

Какой-то человек на станции предупредил их:

— В половине пятого проходит поезд в Чеккину.

— Недурно! — воскликнула Ипполита. — Теперь половина третьего. Но я объявляю, что с настоящего момента я беру в свои руки высшее руководство путешествием. Ты поедешь туда, куда я повезу тебя. Держись за меня крепче, Джиорджио. Смотри не потеряйся.

Она, шутя, говорила с ним, как с ребенком. Оба были веселы.

— Где же Сеньи? Где Палиано?

Вблизи не было видно жилья. Низкие безлюдные холмы зеленели под серым небом. Тонкое и корявое одинокое деревцо качалось в сырости около рельсов.

Накрапывал дождь, и путники пошли укрыться на станции в маленькой комнатке с потухшим камином. На стене висела старая разорванная географическая карта с нанесенными на ней черными линиями; на другой стене висело квадратное объявление о каком-то эликсире. Против потухшего камина стоял обтянутый клеенкой диван, выдыхавший через многочисленные раны свою пеньковую душу.

— Погляди-ка, — воскликнула Ипполита, читая Бедекер, — в Сеньи есть гостиница Гаэтаино.

Это название рассмешило ее.

— Почему бы нам не выкурить папиросы? — сказал Джиорджио. — Теперь три часа. Два года тому назад я входил в это время в часовню…

Воспоминание о великом дне снова всплыло в их памяти. Несколько минут они молча курили, прислушиваясь к шуму усиливающегося дождя. Сквозь запотевшие стекла виднелось тщедушное деревцо, гнувшееся под порывами бури.

— Моя любовь старее твоей, — сказал Джиорджио. — Она зародилась еще до того дня.

Ипполита запротестовала.

— Я помню, как ты первый раз прошла мимо меня, — продолжал он тихим голосом, под влиянием обаяния безвозвратно прошедших дней. — Ты произвела на меня неизгладимое впечатление. Это было вечером, когда на улицы спускается мрак и начинают зажигать огни… Я стоял один перед витриной Алинари и глядел на прохожих, но почти не замечал их. Я находился в каком-то неопределенном состоянии не то усталости, не то грусти и чувствовал смутное стремление ко всему идеальному и желание загладить отвращение. Я не рассказывал тебе этого? Я вышел только что из дома… Как странно, что после самого низкого падения душа стремится ввысь. В тот вечер как раз меня охватила жажда поэзии и стремление ко всему возвышенному, нежному и отвлеченному. Может быть, это было предчувствие?

Он долгое время молчал, и Ипполита не нарушала его молчания в надежде, что он будет продолжать. Она с огромным наслаждением слушала его, окутанная легким дымом папиросы, казавшимся ей покровом, наброшенным на их туманные воспоминания.

— Это было в феврале. Заметь, что именно около этого времени я был в Орвието. Сколько мне помнится, я даже как раз собирался войти к Алинари спросить фотографию собора. И ты прошла мимо меня! Только два или три раза после того я видел тебя такой бледной. Ты не можешь представить себе, Ипполита, как ты была бледна. Я никогда не видел ничего подобного и думал: «Как может эта женщина двигаться? Ведь в ее жилах, по-видимому, нет ни капли крови». Эта сверхъестественная бледность в глубоком полумраке, спускавшемся на тротуар, делала тебя похожей на воздушное создание. Я не глядел на твоего спутника, не пошел за тобой, и ты даже мельком не взглянула на меня. Я припоминаю еще следующую подробность: пройдя несколько шагов, ты остановилась, потому что фонарщик занял весь тротуар. Я как сейчас вижу в воздухе блестящий огонек на конце палки, и фонарь внезапно зажигается и освещает тебя.