Торжество на час

— Не забудьте передать Тюдору, что независимо от того, какая судьба постигнет меня, я уже позабыла о нем, — вслед прокричала она. — И хотя он может убить меня и взять себе дюжину жен, бьюсь об заклад, ни с одной он больше не будет так счастлив и не получит такого удовольствия, какое имел с Нэн Болейн!

Глава 41

В крепости Тауэра состоялся суд на Анной, они судили ее по обвинению в прелюбодеянии и измене, судили не на жизнь, а на смерть. Председателем на суде выступал ее родной дядя, его поддерживали Саффолк, Фицрой и двадцать четыре лорда. Зал суда был набит до отказа приспешниками ее врагов и почетными гражданами Лондона, которых пригласили стать свидетелями унижения королевы. Анна знала, что большинство лордов позвали, учитывая их открытую враждебность к ней. Единственными лояльными судьями были ее юный кузен Суррей и бывший любовник — Нортамберленд; по выражению их лиц можно было догадаться, что пришли они в зал суда против своей воли.

Только отца ее освободили от этого тяжкого испытания. А может, опасаясь за свою голову, он добровольно отказался высказаться в защиту королевы и предпочел остаться в стороне? Но все же когда-то он любил свою дочь…

«Наверное, граф Уилтшир охотится на королевского оленя в Виндзоре, в то время как его бич настиг меня здесь!» — с горечью подумала Анна и обвела взглядом море враждебных ей лиц.

Почему нет рядом Джорджа, как нужна его поддержка! Когда она вошла в переполненный зал, первой мыслью было отыскать его. Но Джорджа не было, видно, ему нездоровилось или же просто ему не позволили прийти.

Анна предстала перед судом в гордом одиночестве, призвав на помощь только свой проницательный ум и несгибаемую волю. Она отбросила прочь воспоминания о прошлых прегрешениях, заносчивость и жестокость и вступила в открытый бой за свою добродетель, за жизнь четырех мужчин, которых обвиняли вместе с ней. Она разоблачала якобы правдивые показания подкупленных свидетелей, выставляла своих обвинителей явными лжецами, и судьи при этом чувствовали себя неуютно.

Особенно она боролась за Уэстона, которого недооценивала. При всем своем стремлении приврать и вольно пошутить в ее присутствии, он наотрез отказался выступить против королевы.

— Вы утверждаете, что он часто появлялся в моих покоях и позволял себе довольно-таки вольные комплименты в мой адрес. Но я прошу вас пригласить свидетелем мою кузину, мисс Скелтон. Она честно скажет, к кому он приходил, — предложила Анна.

Когда ее камеристки, прельстившись на золото, которое им посулили враги Анны, лжесвидетельствовали, что не раз предоставляли места в Хэмптоне, Гринвиче и Вестминстере для любовных встреч, и присягнули в этом, цепкий ум Анны быстро выхватил нужный факт и повернул его в ее пользу, поставив остальные под сомнение.

— Как можно заявлять, что я изменила своему господину королю с Норрисом в октябре 1553 года, когда в это самое время, что с готовностью подтвердит доктор Баттс, я лежала еще в постели, не оправившись после рождения моей дочери, принцессы Елизаветы! — возмущенно выкрикнула она.

Когда один из Симоров передал суду на рассмотрение письменное признание Марка Смитона в прелюбодеянии королевы, Анна потребовала вызвать личного слугу Кромвеля — Константина, чтобы он попытался опровергнуть ее заявление о том, что признание Марка было вырвано с помощью пыток и обещаний выпустить его на свободу. Она настаивала, чтобы его вызвали в суд и она могла лично задать ему вопросы.

Анна выказала удивление по поводу его отсутствия.

Когда стало ясно, что заманить ее в западню не удается, поднялся Саффолк и заявил, что она вместе с Норрисом организовала заговор с целью убить короля!

Подобное абсурдное заявление опиралось на весьма непрочном показании одного из грумов, который якобы слышал, как королева поддразнивала Хэла, требовала отложить его женитьбу, с тем чтобы занять место ее умершего мужа.

Анна рассмеялась им в лицо.

— Уважаемые лорды и вы, почетные купцы Сити, к чьему роду принадлежу и я! Взываю к вашему разуму! — обратилась Анна к присутствующим. — Подумайте, где оказалась бы Нэн Болейн после смерти Генриха Тюдора? Напрягите свой ум, можете ли вы предъявить мне более неправдоподобное обвинение? Разве не было жестокостью со стороны милорда Норфолка притвориться, будто король убит во время майского праздника и довести меня до шокового состояния, в результате которого я лишилась сына, а вы все — наследника английского престола?

Непрестанно атакуя вражеский лагерь, Анна не давала им никакой возможности запутать себя. Она чувствовала, что постепенно напиравшие на барьеры люди, которые собрались здесь, чтобы позлорадствовать и посмотреть на ее падение, начинали симпатизировать ей, а некоторые лорды засомневались в справедливости обвинений, о которых повсюду раструбили, чувствовала, что сам процесс представлял собой пародию на суд справедливости.