Как бы там ни было, королева приняла решение, и к этому нечего было добавить. Кардинал Испании повел дело в истинно христианском духе, отстаивая правду и справедливость с тем усердием, которое ассоциировалось с его именем. В целях осуществления своей миссии он составил инструкцию, которая не сохранилась, но Ортис де Суньига и Пулгар сообщают нам, что она была выдержана в форме катехизиса47 .
В ней «он указывает, – сообщает Пулгар, – обязанности праведного христианина со дня появления на свет в соблюдении таинства крещения и прочих обрядов, которым он обязан следовать, а также приводит перечень, что христианин должен изучить, во что верить и как поступать в соответствии с христианской верой во всякое время и во всякий день, вплоть до дня смерти».
Мариано, Суньига и прочие историки со слов Парамо и Саласара де Мендосы решили приписать основание инквизиции в Кастилии кардиналу Испании. Они задались целью сопроводить похвалами и славословиями память о нем и его имени; ибо, по их мнению, у него не могло быть цели важнее этой, встреченной обществом с благодарностью и признательностью. Но суд менее подверженных фанатизму времен требует, чтобы была установлена истина и чтобы память о нем была лишена этой весьма сомнительной чести. Современники кардинала не подтверждают того, что пишет о нем Парамо. К тому же, чрезвычайно неправдоподобно выглядит утверждение, будто кардинал Мендоса поддерживал идею создания учреждения, которое должно было бы лишить его и других испанских епископов тех полномочий в «делах веры», которыми до сей поры они были облечены.
Итак, примас48 испанской церкви занялся возложенной на него задачей и написал свой «катехизис», который должны были изучить все приходские священники всех кафедр и школ.
Однако ревностные его методы не соответствовали желаниям Охеды и папского легата. Доминиканец, расстроенный поворотом событий и полный решимости возобновить атаку, изыскал новые аргументы для воздействия на монархов: в Севилье произошел инцидент, который оказался на руку фанатику.
Молодой дворянин из влиятельного рода Гусманов оказался вовлеченным в любовную интригу с дочерью «нового христианина». Добиваясь любви, он ночью, во вторник страстной недели 1478 года, тайно проник в дом ее отца и был принят девушкой. Но любовников напугали голоса в доме, и Гусману пришлось спрятаться. Из своего убежища он подслушал беседу нескольких придерживавшихся иудаизма горожан, которых принимал отец его возлюбленной. Юноша слышал, как страстно отвергали они божественность Христа, как горячо поносили имя Его и Святую церковь.
Покинув дом, он незамедлительно явился к настоятелю-доминиканцу, чтобы разоблачить богохульников.
Этот молодой кастилец является столь любопытной личностью, что позволительно будет немного отклониться от главной темы нашего повествования, чтобы познакомиться с ним поближе. Психологически его невозможно понять: он знал, что величайшая добродетель христианина есть добродетель целомудрия, и наоборот, худший проступок против Бога – невоздержанность. По крайней мере, именно этому его учили. Поскольку он сам согрешил, у него должно было возникнуть ощущение греховности содеянного, ибо он подобно вору прокрался в дом «нового христианина», чтобы совратить его дочь. Но услыхав, какого мнения этот «новый христианин» и его друзья о Боге, в которого он верует, этот повеса почувствовал себя оскорбленным в религиозных чувствах, возмутился словами (не действиями!) этих отвратительных людей. И он со всех ног бросился к настоятелю, с ужасом поведав ему о подлости, подслушанной им, которая казалась ему несравнимой с подлостью, совершенной им самим. Поэтому он даже не пытался скрывать ее. И, по-видимому, доминиканец также ужаснулся преступлению «новых христиан» против Бога, в которого они, как оказалось, не верили, и, недолго думая, провозгласил, что это преступление против Бога свойственно всем кастильским «новым христианам».
Вот прекрасная иллюстрация контраста между теорией и практикой христианства!
Опираясь на сведения, сообщенные молодым человеком, Охеда провел расследование и арестовал шестерых иудеев.
Они признали свою вину и умоляли о прощении. Поскольку инквизиция с ее ужасными мерами против «relapsos»