Торквемада и испанская инквизиция

Из доказательных аргументов, выдвинутых в связи с этим Фрейзером и Уэйдландом, следует, что в каждом случае христиане заблуждались, полагая, что совершаемые на праздник Пурим распятия человеческих существ или кукол производились в насмешку над крестными муками Спасителя. Происхождение этих ритуалов гораздо более древнее и проистекает из религиозных обычаев вавилонцев, заимствованных евреями во время пребывания в плену.

Какой бы ни оказалась истина в деле о ритуальных умерщвлениях, несомненно то, что эти слухи старательно распространялись, чтобы настроить общественное сознание против евреев.

Фанатичные монахи, игнорируя папское предписание о терпеливости и терпимости по отношению к сынам израилевым, исходили Кастилию вдоль и поперек, проповедуя о коварстве и беззакониях евреев и о гневе божьем, что падет на страну, давшую им приют. Так подстрекаемые и узревшие личную выгоду в этом деле верующие поднялись на борьбу, чтобы уничтожить целый народ. Избиения и грабежи стали неизбежным результатом, хотя власти проворно вмешались, подавили проявления фанатизма и не оставили безнаказанными виновных.

Но когда в 1342 году Европу охватила «черная смерть», доминиканцы и другие монахи возобновили свои публичные нападки на евреев и заставили людей поверить, что именно евреи повинны в распространении бубонной чумы, нанесшей огромный урон стране. В Германии их безжалостно поставили перед выбором между смертью и крещением, и они несли страшные потери, пока за них не вступился папа Клемент VI. Он попросил императора остановить своих палачей. Увидев, что в роли адвоката добиться цели не удалось, папа принялся метать молнии отлучения от церкви во всех, кто продолжал преследовать евреев.

Убоявшись этой угрозы, правоверные католики прекратили резню, а подстрекающие голоса умолкли.

Так на некоторое время евреи получили передышку. Но в конце четырнадцатого века повсюду возобновились преследования, вспыхнувшие тут и там; массовые избиения евреев произошли в Кастилии, Арагоне и Наварре. Местные власти, имея в качестве прецедента «Partidas», не шли дальше отказа санкционировать расправы, а иногда даже разрешали насилие, которое обязаны были пресекать, и сами творили по отношению к евреям вопиющие и жестокие несправедливости. Из них худшим примером является сбор двадцати тысяч золотых с синагоги в Толедо, произведенный Энрике II при вступлении на царствование. Чтобы собрать эту сумму, он приказал распродать не только собственность евреев, но и их самих продать в рабство, словно это было в его власти.

Развязанные гонения были вызваны в первую очередь появлением монахов, проповедовавших против евреев, разжигавших ненависть христиан к людям, которые в значительном большинстве были их кредиторами. Если религиозные побуждения оказывались недостаточными, простой способ избавления от долгов, который к тому же был объявлен благочестивым, обладал неотразимой притягательностью для людей, чья вопиющая безнравственность – в широком смысле этого слова – шла рука об руку с их сверхпылкой набожностью.

Вначале власти, как мы уже говорили, торопились подавить эти преследования. Но вскоре появился неистовый фанатик, оказавшийся совершенно неукротимым. Его звали Эрнандо Мартинес. Монах-доминиканец, каноник из Эсихи^[61] . В искренности его не может быть сомнений: а искренность одержимых – самая ужасная черта, ибо она ослепляет людей, приводя на грань полного безумия. Он скорее перенес бы любые мучения, чем промолчал в случае, когда его святым долгом, как он полагал, было дать волю своему красноречию. Подчиняясь этому «святому долгу», он ходил, выкрикивая обвинения в адрес евреев, яростно призывая толпу сплотиться и уничтожить этих врагов Господа, этих палачей Спасителя. Пожалуй, он не смог бы проявить более свирепой и неистовой ненависти к ним, будь они теми самыми людьми, которые у трона Пилата шумно требовали крови Христа и о прощении которых милосердный Избавитель молился на исходе отведенных ему минут – деталь, ускользнувшая от внимания архидьякона из Эсихи; подобно многим другим, он был слишком набожен, чтобы в его душе нашлось место для христианского милосердия.

Жалобы на его подстрекательские проповеди достигли архиепископа Севильского, чьим подчиненным он являлся. Архиепископ приказал ему немедленно прекратить поджигательскую деятельность. Когда же, решившись на неслыханное неповиновение, монах продолжил свои кровавые проповеди ненависти, соответствующие обращения были направлены королю и даже папе; и король, и папа приказали ему оставить возмутительные проповеди.

Но Эрнандо Мартинес отверг все эти распоряжения. В приступе фанатизма он дерзко поставил под сомнение авторитет папы и объявил незаконным данное им разрешение на возведение и сохранность синагог. Это уже весьма походило на ересь. Людей посылали на костер и за меньшее, и Эрнандо Мартинес должно быть, совсем спятил, если возомнил, что Рим позволит ему продолжать свои проповеди,