Торикаэбая моногатари, или Путаница

В десятых числах шестой луны, в части усадьбы, предназначенной для Химэгими, возле пруда с источником был отстроен Павильон для рыбной ловли. Когда повеяло приятной прохладой, сюда в сопровождении младшей сестры явилась старшая принцесса Ёсино. Гости — сановники и придворные — с полудня развлекались здесь, увеселяя себя сочинением китайских и японских стихотворений. Когда появилась луна, Вакагими отправил приглашение Сайсё. За ним был послан племянник матери по имени Хёэносукэ.

Я не надеюсь,
Что захочешь
Хозяина увидеть.
Но, может быть,
Придешь к луне?

— Мне поручено сопроводить вас, — сказал посланный.

Сайсё растерялся — не знал, как ему поступить. Чуть успокоившись, он написал:

Как ни был бы хорош
Тот дом,
Где луна проживает,
Желаю одного —
Хозяина увидеть.

— Возвращайтесь и скажите, что я скоро буду, — сказал Сайсё.

Надушив великолепными благовониями свою одежду, он отправился к Советнику.

Свет луны освещал каждый уголок Павильона для рыбной ловли. Вакагими, одетый в изящный повседневный костюм, поджидал Сайсё, развлекая себя то тихим пением, то игрой на флейте. Он протянул гостю бива и настойчиво попросил сыграть. Вспомнив ту женщину, что играла на бива той ночью при свете луны, Сайсё подумал: «Мне никогда не сыграть так, как она», — и не решался прикоснуться к струнам.

— Вообще-то я пригласил тебя не только для этого, — сказал Вакагими и заиграл на флейте.

Сайсё чуть коснулся струн — чистые и прекрасные звуки полетели ввысь. Флейта Вакагими была бесподобна. Саэмон-но Ками заиграл на тринадцатиструнном кото, Сайсё-но Тюдзё — на губном органе, Бэн-но Тюдзё на дудочке, Курахито-но Хёэносукэ пел, отбивая такт веером. Его голос был особенно хорош, когда он пел о журавле, живущем десять тысяч лет. Получился настоящий музыкальный вечер, все было весьма изящно и пленительно, но в сердце Сайсё все время звучали звуки того китайского кото.

— В такую ночь хорошо бы и дамам присоединиться к нам, — предложил Сайсё.

Вакагими подумал, что если младшая принцесса Ёсино станет играть на китайском кото, то это несомненно взволнует сердце Сайсё.

Уже множество раз чарки прошли по кругу, все были возбуждены, стояла глубокая ночь. Сайсё никак не мог успокоиться, гадая, что же все-таки должно произойти? Быть может, здесь, за этими бамбуковыми шторами, находится его Дева Удзи? Там было тихо. Сайсё был взволнован. Хотя за обычным бамбуковым занавесом поставили еще передвижные занавески на раме, и женщины пытались скрыть даже шуршание одежд, но Сайсё чувствовал, что там кто-то есть. Дамы, которых он видел той самой ночью, были необыкновенно хороши, стыдно, если они наблюдают за ним, чувства Сайсё были в смятении, однако он ничем не обнаружил своего смущения. Но вот пришло время расходиться, и Сайсё подошел к Вакагими.

— Ты ведь неспроста пригласил меня? Может, у тебя есть для меня какой-нибудь подарок? — спросил Сайсё.

— Зачем мне упускать такую возможность? Если ты получишь что-нибудь необыкновенное, может, и твои обиды исчезнут навсегда? — с улыбкой спросил Вакагими.

Если только
То Дева Удзи…
Другой
Тоски моей
Не унять.

Произнес Сайсё, стараясь скрыть слезы.

Дева Удзи
Ждала — не дождалась.
От тоски
Утопилась
В реке.

— Выходит, подарок тебе не нужен. Ну что ж, забудем про это, — сказал Вакагими недовольно.

Все это было так странно, вовсе запутавшись, Сайсё не мог понять, в чем тут дело. Даже если речь идет не о Деве Удзи, этой ночью он не хотел остаться без подарка, он притворился будто пьян и тоскует.

— Я сегодня никуда не уйду. Встречу рассвет здесь, перед занавесом. И ничего ты не сделаешь! — воскликнул он.

Вакагими ответил:

— По правде сказать, не самое удачное место. Лучше пройди сюда.

Вакагими провел Сайсё за занавес, а сам в сопровождении жены отправился к себе.

— 31 —

«Кто там? Может, Дева Удзи?» — с бьющимся сердцем Сайсё приблизился к женщине за занавеской. Она явно смущалась, очертания рук, весь ее облик были прекрасны. Тут Сайсё понял, что это, должно быть, та девушка, что при свете луны играла на бива. Значит, это не Дева Удзи — Сайсё опечалился. Он увидел совсем не ту женщину, и почувствовал, что его сердце безутешно. Между тем, и нрав, и облик женщины казались превосходными, она была изящной, юной, мягкой. Ветреный, как трава «луноцвет», Сайсё, хотя и не забыл тех женщин, которых он любил, почувствовал, что его сердце успокоилось больше, чем наполовину — ведь с того часа, как он заприметил ее той ночью при свете луны, ее образ волновал его. Сайсё долго говорил то, что приличествует случаю. Огорчившись, что остаток ночи слишком быстро превратился в рассвет, Сайсё и тогда не оставил ее. Узнав об этом, Вакагими удивился и послал им воды для умывания и риса к трапезе. Отправленные прислуживать им дамы принарядились.