Торикаэбая моногатари, или Путаница

Она вышла, думая лишь о ребенке. Казалось, сейчас она вернется, но все-таки она решилась уйти — видно, в ней осталась твердость, которую она приобрела, будучи мужчиной.

Вакагими сказал: «Поразмыслив, я решил, что нам не следует сразу отправляться в столицу, я сказал отцу, что мы побудем в Ёсино».

С ними была дочь кормилицы Вакагими и еще трое надежных женщин. Ярко светила луна, прячась в тени, они скрытно удалились, лицо младенца стояло перед глазами Химэгими, ей так хотелось вернуться, но они уже сели в экипаж. Все вокруг стало каким-то другим.

Ночь прошла, рассвело, и на следующий день они прибыли в Ёсино.

— 32 —

Принц Ёсино был уже осведомлен о произошедшем, и поэтому жить у него было неудобно — для Химэгими приготовили помещение рядом с принцессами. Когда принц увидел Химэгими лицом к лицу, оба были очень тронуты, и, исполненные благодарности судьбе, радовались так, как это бывает только во сне. Участливые письма Садайдзина, в которых он выражал свое беспокойство, приходили так часто, что казалось — он где-то совсем неподалеку. Людям из своих поместий Садайдзин приказал доставлять в дом принца все, что только может понадобиться.

Мучительные мысли не покидали Химэгими. Она рассталась с Сайсё, который терзал ее и заставлял страдать, и о нем она думала со спокойствием, но она так любила личико сына, с которым она не разлучалась ни днем, ни ночью, и который обещал так много в будущем. Она зачарованно смотрела куда-то в пустоту. Ей было стыдно того, что люди удивятся, найдя странным ее нынешний облик, и поэтому она отказывалась видеться даже с принцессами. Она много времени проводила в постели, ей было тоскливо. Вакагими полагал, что Химэгими переживает, воображая, как тяжело у Сайсё на сердце.

— Должно быть, нелегко расстаться с человеком, который заметил, что ты странная и не как все. Что ты решила о своем будущем? — спросил он.

— Это не была настоящая и искренняя любовь, она меня мало трогает. Мое сердце печалится потому, что со мной нет моего невинного и бессловесного сыночка. Только о нем и горюю, ведь я бросила его, — ей было так больно и горько, что она заплакала.

— Я тебя понимаю, это такая связь, которую не разорвешь.

«Она очень не хочет, чтобы о связи с Сайсё узнали отец и сторонние люди, вот она и решила с ним расстаться, и я беспокоюсь — что из этого выйдет? Да и я сам неожиданно сменил свой привычный облик. С тех пор, как я начал служить во дворце, я никогда не проводил двух ночей подряд без Принцессы, привык к ней, а теперь так надолго разлучен с нею. Ведь она беременна, а я не забочусь о ней, скрываюсь неизвестно где, это так жестоко. Я так вдруг вошел в совсем другой мир, я не привык быть на людях, и это мне так стеснительно. Придется терпеть, пока не привыкну к своему новому облику. Конечно, я смогу встречаться с Принцессой, когда вместо меня ей станет служить Химэгими. Когда ей придет время рожать, ей будет достаточно сказать Химэгими словечко, и я тайно помогу ей», — размышлял Вакагими.

Решившись открыть душу, он поделился с Химэгими всеми своими сомнениями.

— Люди так ненадежны, когда займешь мое место, потихоньку все мне рассказывай, — сказал он. Его откровенность тронула Химэгими:

— Что ж, нужно возвращаться. Ведь и я скучаю. Но вернуться в столицу так непросто. Однако надо подумать об отце с матерью и о твоей Принцессе. Я непременно должна вернуться.

Они о многом говорили между собой. Химэгими заботило, как Вакагими сумеет занять в обществе ее место: хотя его внешность почти не отличается от ее собственной, но большая часть того, как следует поступать мужчине, неизвестна Вакагими, так что его поведение может показаться странным. Поэтому Химэгими подробно рассказывала Вакагими, что происходит в свете, что ответить, если такой-то человек сказал то-то. Вакагими отличался выдающимися способностями, здесь, в уединении, он учился отчаянно и страстно, и уже не казался новичком ни в игре на кото и флейте, ни в каллиграфии. Он научился играть на флейте и перебирать струны кото так, что было невозможно понять, что это вовсе не Химэгими, а другой человек. Когда он копировал почерк Химэгими, то достигал полного сходства. Их голоса и вовсе были одинаковыми: с самого начала мужчина подражал женщине, а женщина привыкла находиться среди мужчин, да и всегда они были похожи, так что брат с сестрой были как одно. Такое сходство — удивительно, и эта связь между ними — наследие прошлых жизней.