Торикаэбая моногатари, или Путаница

Когда Химэгими отправился к Вакагими, там было много знати и сановников, все его приветствовали и превозносили, но теперь это светское общение было ему стеснительно и горько. Сайсё попросили сыграть на бива, а Распорядительница женских покоев спела «Ветку сливы», ее голос был необыкновенно хорош. Сайсё теперь перенес свою любовь на Химэгими и удовлетворился этим, но сейчас он вспомнил, как странно и твердо прекратила отношения с ним Распорядительница женских покоев, и он покинул этот дом с неспокойным сердцем.

Химэгими посещал все придворные празднества, старательно исполняя свои обязанности, на заседаниях государь ставил его мнение выше мнения сановников, которые были гораздо старше его. Нет в мире ничего более благостного, чем государевы милости.

— 19 —

В ту весну сакура цвела пышнее обычного. В первый день третьей луны должно было состояться любование цветами в Южном дворце, отовсюду были приглашены признанные сочинители китайской поэзии — событие обещало стать необыкновенным, сердца радовались.

Пришел назначенный день, государь задал тему, на которую должно было быть сложено стихотворение. Когда Химэгими прочел свое стихотворение, всем стало ясно, что даже прославленные знатоки не смогут его превзойти.

— Даже в Китае никто с ним не сравнится, что уж говорить о нашей стране… — так сказал государь.

Все, включая самого государя, декламировали свои сочинения, было шумно. Тут Химэгими призвали к государю, выделив его среди прочих. Сняв с себя верхнее платье, государь помог Химэгими облачиться в него. Спускаясь с возвышения, где находился государь, Химэгими так изящно кланялся, его манеры и облик казались еще более замечательными и превосходными, чем всегда. Он был прекраснее благоухающих цветов, всякий, кто видел его, плакал. И уж, конечно, его отец Садайдзин, проливая слезы радости, чему, разумеется, были свои причины, думал: «Как прекрасно! Как он великолепен! А я еще смею печалиться! Разве можно заподозрить хоть что-то? Кажется, он может отлично прожить и так». О радости Удайдзина нечего и говорить.

— 20 —

Стемнело, начался концерт. Химэгими думал о том, придется ли ему еще когда-нибудь играть на флейте. Раньше он, бывало, время от времени уклонялся от музицирования, но теперь вкладывал в игру все сердце. Рассекая облака, звуки достигали небес, и не было никого, кто остался бы равнодушным, кто не сказал бы, как это прекрасно. Химэгими был так необыкновенно одарен и обладал такой прекрасной внешностью, что выглядел существом из другого мира. Однако недаром говорят: «Ослепительное сияние до добра не доводит»…

Государь был очень растроган: «Этот человек перерос свою должность и ранг, вот и сегодня он показал свои разнообразные таланты». Решив отметить его, государь назначил Химэгими Командующим правой гвардией. Посчитав, что и Сайсё тоже выказал свою незаурядность, государь пожаловал ему должность внештатного Среднего советника. Было бы так естественно обрадоваться оказанной им чести…

Итак, Химэгими получил указ о назначении. Когда спустилась ночь, из дворца вышел Садайдзин. Химэгими был хорош до изумления. Конечно, он радовался, что удостоился внимания государя, но в глубине души по-прежнему печалился: «Люди думают, что я процветаю — ведь я поднялся так высоко, и никто из них не может себе даже представить, что я должен буду исчезнуть без следа». Несмотря на великую радость, его сердце было омрачено, но о его тоске не догадывался никто. Вскоре отец с сыном проследовали в дом Удайдзина, там уже ждали их, в доме было шумно и радостно, а сам Удайдзин выглядел даже еще более довольным, чем если бы его дочь стала государыней.

Хотя Сайсё вроде должен был бы радоваться, но это было не так: он понимал, что удостоился внимания государя только лишь благодаря другому, который был лучше его, и ему было горько оттого, что он не стал первым. «Советник обладает замечательной внешностью и непревзойденными дарованиями. Как я повел бы себя, окажись я на ее месте Сколько ни меняй свой облик — трудно отказаться от того, к чему привык», — всю ночь Сайсё думал об этом, а когда рассвело, написал поздравительное письмо.

Божественного цвета
Фиолетовых облаков
Твое одеяние.
В радости не изменишь ли
Своей клятве?

В эти дни повсюду, включая дом Удайдзина, царили радость и веселье, но Химэгими был взволнован и озабочен. То, что Сайсё, похоже, об этом догадывался, было так странно и трогательно.

«Поздравить нужно в первую очередь тебя, — написал он.

Ты угадал
Мои тревоги.
Не знаю,
Что будет со мною,
Когда сменю я платье».

Прочтя послание, Сайсё понял, что у Химэгими действительно есть причина печалиться, и он заплакал, потому что думал не о радости своего возвышения, а о любви к ней.

Торжества и праздники занимали все время, увидеться было невозможно, но посчитав месяцы и дни, Сайсё решил, что скоро Химэгими будет принадлежать только ему, и его сердце совершенно успокоилось.

— 21 —