Торговец отражений

Грейс шла рядом и не спрашивала ни о чем, иногда только посматривая на его лицо. В глазах Осборна читалось самоотречение такой степени, что любое неосторожное движение могло повлечь за собой последний шаг. Была в его мученичестве красота, обыкновенному глазу незаметная.

— Знаешь, когда я в школьные годы играл один и для себя, было легче, — прошептал Осборн. — Может, я вообще не очень хорош? Я даже и не знаю, что скажет какой-то судья на шоу талантов. Может, попробовать?

— Разве там можно петь свои песни?

— Я могу спеть чужие. Спеть «My Generation4», разбить гитару об пол. Или «The Passenger5».

— Ты отлично поешь эту песню.

— Хорошая песня. Нужно только добавить драйва. Может, что-то из индастриал метала добавить? Или психоделический рок? Мне кажется, хорошо текст ляжет. Думаешь, им понравится?

— Не трать время. Им ведь не нужна новая и интересная музыка, им нужно шоу, — сказала Грейс, вновь не позволившая ему сомневаться в исключительности умений.

— А я дам им шоу! Пусть посмотрят, я на кусочки их изорву.

— Позже, Осборн. Ты очень устал, тебе нужно отдохнуть.

Осборн потер лицо руками. Пальцы дрожали, будто снова чувствовали боль от прикосновения к металическим струнам. Грейс понимала, как ему тяжело воспринимать реальность. Но на шоу талантов удары больнее. Осборн ведь не привык следовать правилам, родители его не научили. Он не согласится играть на правилах программы — Осборн предложит свои. А там таких не любят.

— Грейс, почему мир музыки такой прекрасный, что возвращаться так сложно?

Грейс знала ответ на этот вопрос. Но ждала, что Осборн ответит на него сам.

— Цену, которую я плачу, игры в которые я играю… Стоят ли они того, чтобы продолжать6? Иногда я и сам не знаю, — прошептал он снова, остановился и потер лицо побледневшими ладонями. А потом посмотрел на небо, словно там его ждали ответы.

Грейс молчала.

— Я возвращаюсь только из-за того, что ты все еще здесь, милая, — после долгого молчания наконец ответил Осборн. Грейс поцеловала его так, чтобы он не мог сомневаться в своем откровении.

Она знала, что все будет хорошо. Он приедет домой, ляжет на кровать, закурит. Табак немного усмирит печаль, а чай, специально оставленный на видном месте, успокоит. Осборн выпьет полчашки и заснет, а когда проснется, Грейс уже будет рядом. И вновь у него появится смысл жить в этом мире дальше, невзирая на его бессмысленность.

Он никогда не станет вторым Оззи Осборном, потому что каждый из нас рожден всего однажды. Второй Оззи миру не нужен, но Грейс уверяла его, что новый Осборн тоже найдет себе место несмотря на все, даже его музыку.

Немного она постояла на остановке, проводила взглядом скрывшийся за пригорком автобус и направилась вниз по улице на встречу с Руби.

V глава

Грейс точно знала, сколько минут потребуется для того, чтобы дойти от студии до сквера, от сквера до лебединого озера и от озера до любимого кафе Руби. Цифры сложились в голове еще до того, как успела задуматься. В тот день, после тревожной записи песни Осборна, она наконец освободила сердце и голову. Исчезли нежность, участие и понимание, осталась только дневная Грейс. У нее были дела.

В рабочие дни Ластвилль дышал спокойнее, чем в выходные. После дождя листья на многих деревьях облетели, и город, казалось, засыпал. На улицах тише. Люди работали, спешили по делам, останавливаясь только для того, чтобы купить фирменной выпечки с корицей в местной лавке или бросить монетку играющему на улице артисту — искусство выходных не знает. Переливалась вода в фонтане перед музеем, тихо шумели на ветру оставшиеся золотые листья аллеи, спускавшейся к храму Ластвилля. На улицах пахло выпечкой, свежими газетами и спокойствием.

Грейс шла не медленно, но и не быстро, прислушиваясь к городу и к стуку каблуков по брусчатке. Тонкие руки, убранные в карманы, придерживали распахнутое пальто, чтобы оно не раздувалось. Глаза смотрели по сторонам без интереса, примечая неважное и не обращая внимание на то, что другой бы посчитал особенным.

Прекрасный город. Грейс чувствовала, что знает его всю жизнь и видела еще до нее.

Она почти дошла до музея, как внимание привлекло приклеенное к углу дома объявление. Грейс не видела, чтобы в Ластвилле клеили бумаги на стены — это запрещено правительством города. Но тех, кто прикрепил эту записку, явно не волновали законы.

«Пропал человек, Ластвилль, Серин Дистрикт. Видели ли вы этого мужчину?» — значилось в объявлении, а под надписью, напечатанной большими красными буквами, Грейс еще раз, на этот раз совсем вблизи, смогла рассмотреть Уайтхеда.

Она посчитала бы его слишком тривиальным, чтобы быть похищенным, но люди, прочесывавшие округи Ластвилля вот уже дни, так не думали. Даже университет не обошли стороной, и как-то утром проверили корпусы, но ничего не нашли. Уайтхед был худоватый мужчина средних лет с вросшей в плечи шеей, длинным и толстым носом, с жидкими волосами и глуповатой улыбочкой уставшего от жизни человека. Слишком обыкновенный.