Тор. Разрушитель

— Тому, что не стоит недооценивать влюбленную женщину. И неважно, сколько ей лет. — Она рассмеялась. — Прости, но меня почему-то тешит тот факт, что по воле маленькой влюбленной девчонки рушатся планы богов.

Тору не разрешили поговорить ни с Ливом, ни с Эленией, но вскоре после захода солнца дверь в его камеру распахнулась и вошла Гундри. Он даже не сразу заметил это. В комнате было только одно узкое окно, не окно даже, а бойница, поэтому тут царила темнота. Красный свет факела на время ослепил Тора, и, если бы не цепи на руках, он поднес бы ладонь ко лбу, чтобы защититься от ярких отблесков.

— Покажи ему ребенка! — пробубнил кто-то. — Только близко не подходи! И говори так, чтобы я тебя слышал!

Тор заставил себя всмотреться. К нему медленно и неуверенно двигалась хрупкая фигурка. В дверном проеме, заслоняя Тору свет, темнел силуэт громилы. Пленник видел блеск металла и слышал приглушенное позвякивание. Только через некоторое время он узнал Гундри, сам не понимая, как ему это удалось, — в полумраке она оставалась тенью без лица.

— Гундри?

— Они позволили мне проведать вас, господин. — Голос девушки дрожал. — И принести вашу дочь. Верховная жрица подумала, что вы захотите увидеть малышку, а Бьерн не возражал.

— Все, хватит! — остановил ее стражник. — Ближе не подходи!

Гундри послушно замедлила шаг, и Тор только сейчас заметил светлый сверток у нее на руках. Ливтрасир, должно быть, спала, так как она не издавала ни звука. Остановившись в паре шагов от Тора, Гундри опустилась на колени и повернула кроху так, чтобы Тор видел ее лицо, освещенное багровыми отблесками факела. Он ошибся. Ливтрасир не спала. Малышка смотрела на него своими темными глазками, да так внимательно, что казалось, будто девочка узнала его и понимает, кто он. Она чувствовала, что от Тора не исходит никакой опасности.

Конечно, все это были глупости. Младенец нескольких дней от роду не мог узнавать лица, но мысль об этом грела душу. И неважно, что говорил рассудок или логика, — в глазах Ливтрасир было нечто такое, что обволакивало Тора, гладило его мягкой, нежной рукой…

— Господин?

На мгновение оторвав взгляд от личика дочери, Тор посмотрел на Гундри. Ее бледность и покрасневшие глаза свидетельствовали о том, что б ольшую часть последних дней она прорыдала. Кроме того, ее лицо опухло, а левый глаз заплыл. В Торе вспыхнул гнев.

— Свериг! Этот проклятый…

— Это не Свериг, господин, — перебила его Гундри. — Он меня не трогал. Они допросили меня, но никто не поднял на меня руку.

— Кто же это сделал?

Гундри помедлила. Она не хотела отвечать на этот вопрос.

— Кто, Гундри?

— Мой отец, господин, — пробормотала девушка. — Он очень разозлился, когда узнал, что мы с мамой придерживаемся истинной веры.

— И тогда он тебя избил? — переспросил Тор.

Проклятый пьянчуга!

— И меня, и маму, — кивнув, сказала Гундри. — Меня не очень, а вот маме сильно досталось. Сейчас ей уже лучше, но в первый день я даже не была уверена в том, что…

Девушка не договорила, но Тор и так знал, что она собирается сказать. Себлом не очень ее избил? Ее лицо настолько опухло, что даже через три дня девочка едва могла говорить. Что трактирщик сотворил с ее матерью, Тор и представить себе не мог.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Я не хотел, чтобы с тобой такое случилось.

— Ничего. Боль пройдет, зато боги наградят нас. — Она заставила себя улыбнуться. — И верховная жрица простила меня.

— Ей не за что прощать тебя. Ты всего лишь делала то, что я тебе приказал.

На это Гундри ничего не ответила, но Тор понял, что ее беседа с Урд прошла не так уж гладко. Ливтрасир тихонько агукнула, словно жалуясь на то, что ей не уделяют внимания. Тор опять всмотрелся в ее личико. Малышка замолчала, и он вновь ощутил те же счастье и нежность, что и прежде, когда сидел с дочерью. Он невольно протянул руку, объятый желанием прикоснуться к ней, но цепь не давала ему двигаться. Тор едва подавил в себе порыв напрячь мышцы и разорвать оковы. И в этот момент он понял, что что-то изменилось. Пару дней назад он не смог бы противиться этому желанию. И не захотел бы. Тор удивленно уставился на Ливтрасир, и девочка ответила ему все тем же спокойным взглядом, таким странным для младенца. Она словно прочитала его мысли и теперь соглашалась с отцом.

— Господин? — повторила Гундри.

Наверное, все его эмоции отражались на лице. Но Тор не отводил взгляда от дочери. Он по-прежнему любил малышку, и от одного ее присутствия у него на душе становилось теплее. Когда Ливтрасир была рядом, он испытывал давно утраченное чувство покоя. И все же что-то изменилось за эти два дня. Раньше Тор не мог думать ни о чем, кроме дочери, она была для него всем, словно только рядом с ней он чувствовал себя по-настоящему живым. Он вспомнил о словах Элении, и его бросило в холодный пот. А что, если девчонка говорила правду?

— Хватит, — сказал стражник. — Ты должна была показать ему девчонку, и он ее увидел. Пойдем!