Тополята

Эвелина Полянская записала Жоха в драматический кружок Дворца «Юность». Во Дворце никто не знал, что Юрий Жегалин – хулиган, и он стал делать успехи. Даже получил грамоту за роль вредного мага в пьесе «Все наоборот».

Подпоручика Куликова уволили из полиции за выстрелы во время свалки на Косе. Он (и не только он) считал себя правым и мог бы восстановиться в должности через суд. Но сказал: «Только презренные бледнолицые дважды наступают на одни грабли» (есть такой анекдот про Чапаева, Петьку и Чингачгука). И стал водителем такси…

Поваленные тополя на Косе распилили и отбуксировали за мост. А пни выкорчевывать не стали. Корни у них были здоровые, и все ждали, что весной вокруг пней вырастут густые побеги. Будут зеленеть вместе с тонкими тополятами. Забегая вперед, скажем, что так и случилось… Но пока речь об осени. Студенческая бригада построила вдоль Косы дощатые причалы, чтобы в новом сезоне было место для гребных лодок и для яхт. Старую водную станцию разобрали, а на ее месте поставили башню, похожую на маяк. В ней обосновалась какая-то таинственная лаборатория. Внутрь никого не пускали, но подходить вплотную не запрещалось. Даже соорудили за башней, у самой воды площадку с лежаками для загоральщиков и с лягушатником для малышей. Правда, время уже было холодное и никто не купался. Но зато рядом с площадкой поставили небольшого, ростом около метра, деревянного коня. Красного, с бело-черной гривой и цветастой росписью на боках. Многие думали – просто конь, для красоты. Но те, кто знал про Кабула, понимали – это в память о нем и его Свире. На коне любили сидеть малыши. И чаще всех устраивался там Егорка Лесов (хотя и не совсем уже малыш). Он подолгу сидел неподвижно, прямо, с поднятой головой, и смотрел вдаль. Словно что-то хотел рассмотреть впереди. Никто не приставал к нему с расспросами. Он будто что-то предчувствовал…

Еще летом, вскоре после того, как рухнул Зуб, рассыпались за ним следом две боковые высотки, но это уже ни на кого не произвело впечатления. Развалины подымались на берегу, словно гигантские декорации для фильма о Третьей мировой войне. Ходили разные слухи: кто-то говорил, что руины разберут и устроят на этом месте парк вроде заморского Диснейленда. Кто-то сообщал, что Сити станут строить заново. Но здравомыслящие люди понимали: в ближайшие времена не будет ни того, ни другого. Ни у каких властей не хватит на это сил и денег, если даже все чиновники сговорятся и дружно перестанут воровать…

Скоро жители Айзенверкенбаума привыкли к руинному пейзажу, а некоторые даже стали им гордиться – как местной достопримечательностью. Начали наведываться туда операторы и режиссеры всяких студий – снимать кино-ужастики. А потом дружно потянулись бездомные жители города, взялись обживать уцелевшие этажи (те больше не рушились). Дошло до того, что кое-кто стал даже требовать там для себя прописку. (Снова головная боль у местного начальства; но в то же время и какое-то решение квартирного вопроса.) Мэра Блондаренко не посадили. Он сумел доказать, что строил Сити по законно купленным зарубежным проектам, а если проекты оказались паршивыми, то виноваты в этом агенты мирового империализма. Ведущие губернского ТВ мэру сочувствовали, а империалистов клеймили…

Короче говоря, осенью все встало на свои места – и во всем Айзенверкенбауме, и в районе Карпухинского и Макарьевского дворов. Только с Егоркой Лесовым чуть не случилась беда. Вернее, она случилась, но не такая большая, какой могла быть.

Егоркина мама работала в газете «Старый Колыбельцев». Там она печатала статьи, которые не очень-то нравились начальству. Написала она и про то, почему рухнул Зуб и рушатся другие многоэтажки. Галина Лесова объясняла, что причина не только в сдвигах тектонических плит. Непрочность фундамента – во всем. В политике правительства, которое забывает о простых людях. В чиновниках, которые разворовывают страну. В беззаконии полицейских служб. В беззащитности детей… Несколько раз ей звонили неизвестные люди: не пишите больше, а то будет худо вам, вашему сыну и дочери. Однажды явились ювенальные тети, чтобы проверить «условия проживания». Сказали:

– У вас в квартире печное отопление. Детям здесь жить нельзя. Опасно.

– Где мы возьмем другую квартиру? – спросила Егоркина мама.

– Где хотите. Даем вам две недели, а потом дети поедут в детский дом.

Егоркин папа был в геологической партии на Севере.

Галина Петровна Лесова отправила четырехлетнюю дочку Свету в деревню Кулаково к своей сестре. Собралась отправить и Егорку, но сперва надо было решить вопрос со школой… Однажды она пошла в соседний магазин, всего-то на пятнадцать минут. За квартирой, видимо, следили. Раздался звонок в дверь.

– Кто? – спросил Егорка. Он готов был к провокациям.

– Мальчик, это соседка из второго подъезда. Твоя мама у магазина подвернула ногу, просит тебя спуститься, помочь ей…