— Да нафиг ты меня успокаиваешь? Они охренели в край, что ль?! Кто им дал разрешение увольнять моих людей во время творческого процесса! Это саботаж! — не переставал неистовствовать Великий, одновременно наблюдая за реакцией новенького. — Это вредительство! Они просто не ведают, что творят! Я им, блин, устрою «Кузькину мать»! Я им, блин, покажу увеличение прибыли! Я им, блин горелый, сниму шедевр, да так, что их самих нахрен из партии за это исключат! — продолжал неистовствовать я, а закончил свой горячий спич так, что новенький куратор вообще охренел: — Короче ты, Кравцов, не переживай. Ты мой человек, так что я тебя в обиду не дам!
Кравцов от моей проникновенной и трогательной речи закрыл глаза, опустил голову и, закрыв рот рукой, всхлипнул. Плечи его при этом затряслись, и всем присутствующим стало ясно, что сильная личность сломлена и рыдает.
Разумеется, это произвело впечатление не только на меня, но и на вновь прибывшего.
— Васин! А ну не сметь тыкать товарищу полковнику! — неожиданно хищно зашипел он, выразив на лице яростно-недовольный и даже, можно сказать, бешеный взгляд.
— Спокойно, товарищ, — произнёс Васин, боясь, что всхлипывания и хрюканье полковника привлечёт ненужное внимание соседей по дому.
— Я тебе не товарищ! Я подполковник КГБ! И обращаться ко мне нужно по имени-отчеству! Понял?
— Слышь, имя-отчество, а ты-то тогда чего мне тычешь? — тут же набычился я, поймав свою любимую «волну». — Пословицу знаешь: не тыкай и тыканым не будешь!! А?!
— Ах ты, щегол! Ишь выискался тут… Может тебя ещё Его Величеством величать?! А?!
— С этого момента только так, а не иначе, — снизошёл дозволить Его Величество.
— Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Мальчишка! — окончательно завёлся новичок.
— И ты не смей, — не сдавался сюзерен. — И кстати, ты забыл в конце добавить слова «Ваше величество!» На первый раз я тебя, конечно, прощаю, но в дальнейшем имей в виду, за неуважение к монарху в лучшем случае — порка, а в худшем — четвертование!
— Ну и наглая же ты морда, Ваше Величество! — прошипел новичок. Правильно про тебя в народе говорят — наглый мажор! Наглый мажор и есть!
При этих словах Кравцов уже не выдержал и начал ржать.
— А про тебя как говорят… — обалдел я от такой информации и, сразу не сообразив, что ответить, неубедительно парировал: — А про тебя говорят, что ты… что ты… э-э…
— Всё, хватит, — вытирая слёзы от смеха, произнёс Кравцов. — Воронцов, ты чего, не видишь, что он тебя специально спровоцировал? Чего ты повёлся-то?
— Э-э… спровоцировал? — удивлённо перевёл взгляд Воронцов с меня на Кравцова, и, ничего не понимая, негромко спросил: — Вы хотите сказать, что он действительно специально меня вывел?
— Естественно! Это ж Васин, — хохотнул полковник. — С ним нужно всегда держать ушки на макушке. А ты пошёл у него на поводу. Ты ж опытный сотрудник, а попался на крючок, как желторотик.
— Да, собственно, я не то, чтобы повёлся... Просто он Вам тыкать же начал. Вот я и решил его чуть опустить с небес на землю, — решил пояснить свою позицию Воронцов.
— Да это понятно, — произнёс Кравцов, махнув рукой: — Просто ты не в курсе. А мы с Васиным, можно сказать, друзья. Поэтому ему некоторые вольности разрешены.
— Что значит «можно сказать, друзья»? А можно что? Сказать «не друзья»? — зацепившись за последние слова, решил прояснить вопрос я.
— Друзья. Друзья, — примирительно поднял руки Кравцов, сдавшись на милость победителю, а потом вернулся к теме: — И я тебе, как друг, говорю: Товарищ Воронцов наш коллега и хороший человек. Думаю, вы с ним сработаетесь и найдёте общий язык.
— А ты?
— А я вместе с медиками завтра улечу домой.
— Это бабка надвое сказала, — пообещал я, решив, что Кравцова я отпускать от себя не намерен. А потом, вспомнив последние слова, поинтересовался: — Ты сказал, что улетишь? Позволь поинтересоваться: ты случаем не перегрелся сегодня на солнышке? Возможно, ты хочешь сказать, что уплывёшь на барже, когда она пойдёт обратно в Союз? Так мы тоже вместе с ней поплывём. Насколько я знаю, есть решение всем кораблям после съёмок фильма возвращаться эскадрой вместе.
— Нет, Саша, я сказал всё правильно. Из Кубы я не поплыву на корабле, а улечу, — улыбнулся тот и, видя моё искреннее удивление, добавил: — И улечу я на самолете, который прилетит завтра днём с официальным визитом. И называется он Ту-95, который является ракетоносцем, и который американцы называют «Медведь».
— Э-э... А как американцы-то на такое посмотрят? Здесь же до них пара сотен километров всего.
Сказать, что я был крайне удивлён услышанным — это ничего не сказать. Я буквально офигел от такой новости, ибо она была столь невероятной, что поверить в неё было очень сложно.