Выключаю настольную лампу и становлюсь у оцинкованной двери. Не учитываю того, что есть ещё "верхний" свет.
Наконец услышала голос, ещё больше дребезжащий от ненависти и вселенской злобы:
- Машенька, я устал играть с тобой. Хватит. Все равно разрублю. Ничего тебя не спасет! Черт! Та-а-ак, включим свет... А-а-а!
Мой враг скатывается по лестнице и я, не рассчитав траекторию его хаотичного движения, промахиваюсь. Вернее, наношу гаечным ключом скользящий удар по спине.
Взвыв, успевает цапнуть меня за ногу. Падая, бью ключом по жилистой руке.
- Ах ты!.. - и вижу опускающийся в меня кухонный резак.
Из последних сил уворачиваюсь - искры от соприкосновения металла о бетон.
Только моя спортивная сноровка позволяет избегать увечий от резака. Лицо врага искаженно фанатичной яростью рассечь меня. И эта ярость придает ему силы. Мои же силы - в желании жить... жить... жить...
К моему счастью, резак вырывается из рук маньяка, но и я остаюсь без оружия. Теперь мы катаемся по полу, хрипим, рвем друг другу лица... Я царапаюсь и кусаюсь... Липкая кровь на моих губах - то ли моя, то ли чужая...
- Ну, сука, молись, - и чувствую железные пальцы, сжимающие мою шею, чувствую, как силы иссякают, чувствую, смердящий запах смерти...
Вот и все, мелькает мысль, все? И кажется, что на меня обрушивается самолет... Он с тяжелым гулом приближается, он все ближе и ближе... И... вдруг: пальцы врага прекращают свой смертельный захват. Сквозь слезы вижу лицо нависло надо мной... оно странно, такое впечатление, что враг задумался о чем-то постороннем или потустороннем... Потом вижу, как с этого быстро мертвеющего лица... кровавая капель... на меня... Не понимаю, что происходит?.. Я толкаю изувера и он заваливается на бок... И я вижу его череп, вернее то, что от него осталась... Окровавленная чаша... Как завороженная, смотрю... смотрю...смотрю... Пока не слышу голос - этот голос мне хорошо знаком:
- Маша, это я? Я. Спокойно-спокойно, все будет хорошо.
- Хорошо? - переспрашиваю.
- Да-да, - обнимает меня. - Я вовремя.
- Почему так долго?
- Искали, Маша, - помогает подняться на ноги. - Кровь?
- Это не моя.
Охотник на людей берет меня на руки и выносит из проклятого гаража, потом - из дома. И я слышу ясный гул самолетов, и понимаю, что все кошмары закончились. И теперь я буду жить и жить, жить и жить, жить и жить.
После умываюсь холодной колодезной водой. И пью-пью-пью воду, словно желая напиться на всю жизнь вперед. Потом сажусь на крыльцо и смотрю на дальний лес, розовеющий от восходящего солнца. Розовый лес, говорю я Алексу. Да-да, кивает и продолжает вызывать по телефону службы, необходимые в подобных случаях.
Затем обнимает меня и рассказывает о том, как меня искали. Работа была проведена колоссальная, вплоть до того, что Евгения летала в Дивноморск.
- А зачем?
- Узнали, что некто Фишер Роберт Робертович убыл в Москву в тот же день, что и ты? Решили проверить. И вот результат.
- А маме, что сказали?
Стахов отвечает: мама моя в порядке, она сильный человек, она подробно рассказала о своем бывшем кавалере Роберте, который так её любил, что хотел даже покончить жизнью самоубийством.
После этого - поиск пошел в нужном русле. Этот дом принадлежал его двоюродному брату Волоссу, исчезнувшему несколько дней назад. А когда прошла информация о том, что в Центре моды видели старые "жигули" с номерами, принадлежавшими...
- А что Бирюков?
- Они были знакомы, Фишер и Бирюков, - ответил менхантер. - Первый решил отыграть сложную игру и выбросил в окно второго. У меня, кстати, были сомнения...
- Ты - молодец, - снисходительно молвила я.
- Ну, ты сама... молодец. Зачем сбежала?
- Вы слишком долго возились с этим Жопиным, - позволила себе резкость. - Надеюсь, не зря мы?..
- Не зря, - и рассказывает, что Картель разрушен до основания: господину Николсону грозит двести восемьдесят девять лет тюремного заключения, а нашему вышеупомянутому гражданину почетная дипломатическая ссылка в страну третьего мира, скажем, Нигерию.
- Какие разные законы, - говорю я. - Бедные нигерийцы, - жалею.
- Почему?
- А "Шурик" невкусный.
- Шутки у тебя, Маша.
- Почему? Из меня тоже хотели похлебку...
- Все-все, успокойся, - прижимает к себе. - Поплачь-поплачь, будет легче.
И я плачу - и плачу так, как, наверное, никогда не буду больше плакать в этой жизни. И эти слезы помогают мне вернуться к самой себе, прежней, светлой и чистой, как бегущая морская волна.
По возвращению в "московский" дом - по телефону поговорила с мамой, а затем сутки спала, и снилось мне только море.
Потом пришло сообщение: госпожа Мунтян приглашает меня в Париж демонстрировать её творческие работы.
Дальнейшее происходило быстро и буднично. Меньше чем за двенадцать часов мне оформили заграничный паспорт и визу. Чувствовала себя прекрасно, вот только не могла переносить запах пережаренного мяса.