Мама, конечно, закатила скандал, кричала, что лишит Тамару денег и поддержки, что на наследство дочь тоже может не рассчитывать, если не «образумится» и не восстановится на юридическом.
– Мама, мне ничего от тебя не надо, – устало, но твёрдо сказала тогда Тамара. Она уже научилась реагировать холодным спокойствием на все повышенные децибелы материнского голоса. – Спасибо, что дала мне жизнь, а дальше я как-нибудь сама разберусь, ладно?
– В отца своего пошла, царство ему небесное, – презрительно бросила мама. – Такая же раздолбайка и неудачница.
Если бы не бабушка, Тамаре пришлось бы туго. На скромную пенсию им двоим было бы не прожить, и Тамара во время учёбы хваталась за любую подработку. Бурная юность с бесшабашными выходками, приводившими её в отделение полиции, осталась позади – девушка взялась за ум, да и бунтовать и показывать характер теперь было уже незачем: бабушка не давила на неё и не пыталась сломать, как мать, а любила и поддерживала все её благие начинания. Тамара отвечала ей горячей взаимностью и старалась не огорчать. Бабуля умерла, оставив внучке квартиру, и молодая выпускница училища зажила самостоятельной взрослой жизнью. Первым её местом работы стала школа, где она преподавала предмет «изобразительное искусство» – с первого по шестой класс. От неформальной бунтарской внешности пришлось отказаться – вынуть пирсинг, отрастить волосы до приемлемой причёски, а татуировки на руках прятать под длинными рукавами. С детишками Тамара неплохо ладила, а вот в «змеиный» женский коллектив преподавателей не вписалась (мужчинами были только трудовик и учитель физкультуры). Молодая учительница оказалась белой вороной в этом террариуме. Свою нетрадиционную личную жизнь она не афишировала и оберегала, но об этом всё-таки узнали, и пожилая директриса-гомофобка предложила ей написать заявление «по собственному». Матери Тамара старалась не звонить без необходимости, ограничивалась только поздравлением с праздниками и днём рождения, но та считала своим долгом продолжать воспитательный процесс. Кто знает, может, и желала она дочери добра, но делала это как-то уж очень своеобразно. Узнав, что Тамара осталась без работы, она предложила ей место уборщицы в пекарне отчима.
– Ну, а что такого? Все работы хороши, нет плохих или недостойных занятий, кроме проституции... Да, работать придётся много, физически, но зарплата, в отличие от твоей школы, будет нормальная. Уж точно больше, чем учительская. Багратик всем своим работникам хорошо платит, никого не обижает.
– Спасибо, мама, но в твой «семейный бизнес» я не вольюсь ни в каком качестве, – саркастически усмехнулась Тамара.
Она работала художником-иллюстратором в небольшом книжном издательстве, брала заказы удалённо, разрабатывала внешность героев компьютерных игр, рисовала комиксы, летом даже не гнушалась в парке отдыха подрабатывать, выполняя карандашом и пастелью портреты всех желающих – словом, крутилась, как могла, чтобы заработать. Ей врезался в память эпизод: она сидела в тени раскидистой ивы, потягивая воду из бутылочки и ожидая очередного клиента, когда вдруг услышала язвительный голос:
– Ну что, художница, меня нарисуешь?
Это была мама – в нелепой панаме и облегающем цветастом платье, беспощадно выставлявшем напоказ все излишества её расплывшейся фигуры – двойной «спасательный круг» на талии, монументальный бюст и прочие щедрые выпуклости. Деньги зарабатывать она умела, а одеваться так и не научилась. С нею был муж и дети – Руслан и младшенькая Алина, четырёхлетняя избалованная любимица родителей. Всё семейство выбралось в воскресный солнечный денёк в парк на аттракционы.
– Если есть время попозировать – пожалуйста, – спокойно ответила Тамара на насмешливый вопрос.
– И сколько берёшь за работу? – усмехнулась мать.
Тамару так и подмывало заломить цену повыше, но она сочла это глупым детским кривляньем, а потому назвала обычную сумму, которую брала со всех заказчиков.
– И много в день загребаешь? – всё с той же кривоватой усмешечкой поинтересовалась мать.
– По-разному, – уклончиво ответила Тамара. – Но это только подработка.
Мать села на стульчик, царственным жестом полной руки отпустив мужа с детьми на карусели, но не удержалась от повелительного напутствия:
– Багратик! Застывшее в ледышку мороженое Алинке не покупай, даже если клянчить будет. Ещё горло застудить не хватало! Потом дома подтаявшего поест.
Хулиганский порыв изобразить родительницу в образе морской ведьмы Урсулы из мультика Тамара подавила в зародыше. Работала она быстро, линии ложились технично, чётко и сухо, а вот вкладывать в портрет хоть каплю души не было желания, поэтому художница следила лишь за внешним сходством. Но правдивый образ матери сам лёг на бумагу – с холодным алчным блеском в глазах, казавшихся крошечными на упитанном лице, и неприятной жёсткой усмешкой в уголках тонких губ. Мать глянула на готовую работу, хмыкнула и пренебрежительно заявила: