Двадцать семь лет совокупного опыта и знаний, выращенных, подобно бесконечно сложному фракталу, а затем вырванных и сожженных, как страница из дешевого блокнота. Осталась лишь оболочка, которую она просто носила какое-то время и которая не имела никакого отношения к ее настоящему «я». Они не станут отключать ее от аппарата жизнеобеспечения; все, что когда-то было Жозефиной Берд, уничтожено, но похороны состоятся лишь через пятьдесят лет.
Ты говоришь, что информацию можно уничтожить. А я говорю, что погибло все, ради чего мне стоило здесь оставаться. Ты обязан вернуть меня домой, Чэн. Никогда еще я не испытывал к этой микробной вселенной большей ненависти.
Глава 32. Ради этого и жизни не жалко (часть 2). Майк Мёрфи
Фотографии Майка Мёрфи стали главным достижением проекта по изучения фонового слоя.
Ученый в очках и с бородой, пользовавшийся всемирным уважением и заслуженным авторитетом, он посвятил больше сорока пяти лет своей жизни поискам правильной точки зрения на нашу Вселенную — ракурса, с которого все выстраивалось в единую картину и приобретало смысл. Ночь и торжественный свет прожекторов у здания Детектора. Изящные геометрические фигуры, составленные из разложенных на рабочем столе деталей — синих, красных, серебристых, — безупречно новых и блестящих, готовых к монтажу. Усталые, но полные энтузиазма лица, склонившиеся над горячим кофе морозным зимним утром. Прилежные исследователи, корпящие днем над чертежами и досками с формулами. Лихорадочная работоспособность людей, трудящихся при свете галогеновых ламп по ночам. Галстуки, мультиметры, блоки янтарных светодиодов, терминалы с зелеными командными строками и мигающим курсором. Красное небо, черные здания и… прежде всего, впустую потраченные деньги.
Этот проект отнял у нас годы жизни. Фотопортреты, которые сделал Мёрфи под конец нашей работы, выглядели настолько искренними, что мне больно на них смотреть.
Он был лучшим из всех, кого я знал. Он и сам видел в окружавших только хорошее, всегда ожидал стопроцентной отдачи, и ты выкладывался на полную — ради одного лишь ощущения, что удостоен чести работать на великое благо Науки, следуя колоссальной и заносчивой убежденности в том, что человечество должно и даже обязано изучить все, что только поддается изучению, и непременно добьется этого в будущем.
Ему шестьдесят шесть. На одной системе жизнеобеспечения он долго не продержится. В лучшем случае годы, но никак не десятилетия.
Если бы от него осталась хоть частичка и мы могли бы задать ей вопрос, Майк бы ответил, что еще жив. И умер бы, не теряя уверенности. Не утратив своего оптимистичного взгляда в будущее. И может быть, наука и правда
Глава 33. Ради этого и жизни не жалко (часть 3). Джим Аккер
Полноватый подросток с колючими волосами и образом жизни затворника. Сразу же напрашивается вывод, что он входил в число детей, которые настолько опережают других по своему интеллекту, так сильно выходят за рамки стандартного образования, что им не интересны ни школа, ни колледж, ни университет, ни работа — их мысли слишком заняты куда более высокими целями. Но, говоря по правде, он просто был слишком ленив. Слишком нетерпелив для реальной жизни. Романтические образы рисуют жизнь чистого творчества, проведенную за обдумыванием экстравагантных научных гипотез и сценариями концептуального кино за обедами по пятнадцать евро в независимых кофейнях; в реальности же приходится иметь дело с бюрократическими многоножками, неподатливыми сроками и рабочим компьютером, выпущенным еще в те времена, когда годы начинались с единицы.
Реальность такова, что людям нужно чем-то питаться.
Джим Аккер прожил настолько недолгую жизнь, что ее определяющим моментом стало совершенное в конце 2005 года открытие текста, который впоследствии стали называть Рецептом. Оно поглотило его без остатка. Крохи личной жизни, которыми он мог похвастаться на тот момент — большая часть друзей Джима были не более, чем именами пользователей на экране его компьютера — испарились окончательно. Его суточный цикл вырос до 26, 27, 28 часов, и он этого даже не заметил. Позже началась бессонница — мозг Джима даже в бессознательном состоянии работал настолько активно, что не давал ему уснуть.
Что именно он начал принимать и когда, выяснить так и не удалось. К концу 2007 года он деградировал до состояния прикованной к постели машины Тьюринга, набора переключателей, мечущихся по сообщению длиной в 7 тебибайт[20] и черпающих химическую энергию в самом процессе перевода.