Тонкая работа

После этого она больше не спрашивала, долго ли им оставаться в этом доме. Румянец, конечно же, к ней не вернулся. В глазах — одна тоска. Джентльмен велел миссис Крем подкармливать ее как следует, и та стала подавать еще больше яиц, почек, отрезала жирные ломти бекона и кровяной колбасы. От мяса в комнате пахло кислятиной. Мод ничего этого не ела. Вместо нее — чтоб не пропадало — все подъедала я. А она только сидела у окна, смотрела на улицу, крутила на пальце обручальное кольцо, рассматривала свои руки или тянула к губам длинную прядь волос.

Волосы ее, как и глаза, утратили прежний блеск. Она не позволяла мне мыть их и лишь изредка дозволяла расчесывать: сказала, ей противно, когда гребенка скребет по голове. Она ходила все в том же платье, в каком приехала из «Терновника», — с грязным подолом. Лучшее свое платье, шелковое, она отдала мне.

— Зачем оно мне сейчас? Мне гораздо приятнее видеть его на вас. Лучше уж вы его поносите, а то зря лежит в шкафу.

Пальцы наши встретились под струящимся шелком, когда она мне его передавала, мы обе вздрогнули и отскочили друг от друга. После той первой ночи она уже не пыталась целовать меня.

Я взяла у нее платье. По вечерам теперь можно было не скучать: мне было чем заняться, я распускала швы на талии, а ей, похоже, приятно было наблюдать, как я шью. Когда я закончила, надела платье и встала перед ней в полный рост, она посмотрела на меня загадочно и сказала, краснея:

— Как вы хороши в нем! Его цвет очень идет к вашим глазам и волосам. Так я и думала. Теперь вы — настоящая красавица, правда? А я дурнушка, вам не кажется?

Я попросила для нее у миссис Крем маленькое круглое зеркало. Она взяла его дрожащей рукой и поднесла к лицу, чтобы мы обе в него заглянули. Я вспомнила время, когда она одевала меня в своей гостиной и говорила, что мы сестры: какой веселой была она тогда, какой пухленькой и беззаботной! Прежде она любила смотреться в зеркало и прихорашиваться — для Джентльмена. А теперь — я поняла это, поняла по одному брошенному вскользь взгляду — ей нравится быть бледной и измученной. Она, верно, надеялась, что такой он ее не захочет.

Надо было мне раньше открыть ей, что все равно захочет, что бы она ни делала.

Прямо не знаю, что он с ней такое сотворил. Я лишний раз старалась с ним не заговаривать. Исполняла послушно все, что от меня требовалось, но словно во сне, как бесчувственная, старательно изгоняя любую мысль и всякое чувство, — и неизвестно, кто из нас был несчастнее: она или я. А Джентльмен, надо отдать ему должное, переживал. Он лишь ненадолго заглядывал к ней — поцеловать ее или попугать, все же остальное время он проводил в гостиной миссис Крем, курил сигареты — дым поднимался к нам через щели в полу, смешиваясь с запахом мяса, ночного горшка, постельного белья. Пару раз он уезжал на конные прогулки. Он ездил намеренно, чтобы выведать про мистера Лилли, но узнал только, что, по слухам, в «Терновнике» случилось неладное, но что точно — никто сказать не мог. По вечерам он стоял у забора на задворках дома, любовался на черномордых свиней. Или прогуливался вдоль домов или вдоль погоста. Да так, будто знал, что мы за ним наблюдаем, — не той размашистой походкой, как прежде, когда раскуривал у нас на глазах сигареты, — теперь каждый шаг он делал с чуткой осторожностью, словно спиной улавливал наши взгляды.

Потом, вечером, я раздевала Мод, он возвращался, а я уходила к себе и лежала одна, зарыв голову в подушку, вжимаясь ухом в хрусткий соломенный матрац.

Да, еще следует признать, что сделал он это с ней всего лишь раз. Наверное, решила я, боится, что она понесет. Но есть и другое, что, вероятно, он вполне мог с ней делать не без удовольствия, раз теперь знает, какие у нее нежные руки, какая гладкая кожа, какие теплые и шелковистые у нее губы.

И с каждым днем, отмечала я, входя в ее комнату, она становилась все более бледной и худой — краше в гроб кладут, а он, перехватив мой взгляд, все теребил усы, и не чувствовалось в нем прежней уверенности.

Ведь он, злодей, все-таки знал, на какое грязное дело идет.

В конце концов он послал за доктором.

Я слышала, как он пишет письмо в гостиной миссис Крем. С доктором этим он был знаком лично. Думаю, у того было темное прошлое, наверняка зарвался как-то по женской части, вот и перешел в психушку, где поспокойнее. Но темное прошлое — это для нас даже хорошо. Джентльмен не посвятил его в наш план. Он не из тех, кто делится выручкой.

Случай и без того был слишком очевидным. И еще миссис Крем подтвердит. Мод молоденькая, с придурью, ее и без того долго держали взаперти. Со стороны казалось, она любит Джентльмена, а он — ее, но, как только они поженились, она буквально стала чудить.

Думаю, любой врач на его месте, выслушав Джентльмена и посмотрев на Мод и на меня — какие мы стали, — поступил бы так же.