Тонкая работа

Но у нее были черные волосы. А Джентльмен сказал, что у другой Мод, у его Мод, волосы светлые и она довольно симпатичная. Но как только я начала думать о ней, я уже не могла представить ее иначе как черноволосой и поджарой, вроде как кухонный стул, на который я надевала корсет.

Я попыталась сделать реверанс. В бархатной портьере это оказалось неудобно. Я попыталась еще раз. От внезапного страха меня прошиб пот.

Потом в кухне подо мной со скрипом открылась дверь, кто-то стал подниматься по лестнице, и я услышала голос миссис Саксби — она звала меня. Я не откликалась. Было слышно, как она заглядывает в спальни этажом ниже, ищет меня. Потом настала тишина, потом снова — ее шаги, на этот раз вверх по лестнице, ведущей на чердак, и наконец мелькнул свет свечи. Ей тяжело давался подъем, она запыхалась, но только слегка, потому что при всей своей полноте была она довольно живой и проворной.

— Сью, ты здесь? — тихо окликнула она. — Сидишь тут одна, в темноте?

Она огляделась по сторонам и увидела все то, что раньше видела я: монетки, сургучную палочку, сапоги Джентльмена и кожаную сумку. Потом подошла ко мне и коснулась своей теплой, сухой ладонью моей щеки, и я сказала — так, словно она пощекотала или ущипнула меня, а я не могла сдержаться и вскрикнула, — я сказала:

— А что, если я не гожусь для этого, а, миссис Саксби? Что, если у меня не получится? Если я вдруг не выдержу и всех вас подведу? Может, лучше Неженку послать, в конце-то концов?

Она лишь покачала головой и улыбнулась.

— Ну перестань, — сказала она.

Потом взяла меня за руку и подвела к постели, мы с ней сели, она чуть не силком уложила мою голову к себе на колени, потом отвела бархатный край портьеры от моего лица и стала гладить меня по волосам.

— Ну-ну...

— А это далеко? — спросила я, заглядывая ей в глаза.

— Не очень, — ответила она.

— А вы будете вспоминать обо мне, пока я буду там?

Она принялась поправлять прядь моих волос, выбившуюся из прически.

— Каждую минуту, — тихо сказала она. — Ты же ведь моя девочка! Как же мне не волноваться? Но рядом с тобой будет Джентльмен. С простым бы разбойником я бы тебя ни за что не отпустила.

По крайней мере, честно. Но все же сердце мое билось тревожно. Я снова подумала о Мод Лилли, как она сидит в своей комнате одна и вздыхает, ждет, когда я приду и развяжу ее корсет и согрею у огня ее ночную рубашку. «Бедная леди», — сказала о ней Неженка.

Я закусила губу. А потом спросила:

— Я обязательно должна это сделать, да, миссис Саксби? Разве это не подло, разве не гадко?

Она посмотрела мне в глаза, потом кивнула на пейзаж за окном. И сказала:

— Я знаю, что она бы пошла на это не задумываясь. И если бы она видела тебя сейчас, я скажу тебе, что бы она чувствовала: страх и одновременно гордость, причем гордость была бы на первом месте.

После этих слов я задумалась. Примерно с минуту мы сидели и молчали. А потом я спросила ее о том, о чем никогда не спрашивала, — о том, о чем у нас на Лэнт-стрит, где были сплошь воры да мошенники, никто и никогда не заговаривал. Я спросила шепотом:

— Миссис Саксби, как вы думаете, это очень больно, когда вешают?

Ее рука, которой она гладила меня по голове, замерла. Потом снова задвигалась, плавно и успокаивающе.

— Мне кажется, ты чувствуешь только веревку на шее, а больше ничего. Это, должно быть, щекотно, мне так кажется.

— Щекотно?

— Ну, покалывает.

Рука все так же скользила по моим волосам.

— Но когда открывают люк? — спросила я. — Что чувствуют тогда — вы знаете?

Она вздрогнула.

— Наверно, когда люк открывают, бывают судороги.

Я подумала о тех людях, которых повесили в нашей тюрьме и казнь которых я видела. Они и вправду дергались. Лягались и брыкались, как деревянные мартышки на палочке.

— Но это происходит очень быстро, — продолжала она, — так что я даже думаю, что из-за быстроты боли не чувствуешь. А если вешают леди — тогда, знаешь, Сью, они специально так завязывают узел, чтобы все произошло как можно быстрее...

Я снова взглянула на нее. Она поставила свечу на пол, и свет, освещавший ее лицо снизу, изменил его до неузнаваемости: щеки раздулись, глазницы провалились, как у старухи. Я невольно вздрогнула, а она тронула меня за плечо и погладила — даже сквозь тяжелый бархат я почувствовала властное тепло ее руки.

Потом она склонила голову.

— Там сестра мистера Иббза опять не в себе,— сказала она, — опять маму свою зовет. Пятнадцать лет уж, бедняжка, мается. Я бы, Сью, не хотела дожить до такого. Что я хочу сказать: из всех возможных какой конец быстрее, тот и лучше. Я так думаю.

Так она сказала и подмигнула. Так она сказала, и не похоже было, что она шутит. Я иногда думаю: может, она так сказала, чтобы успокоить меня?

Но тогда я так не думала. Я встала, поцеловала ее и пригладила волосы там, где она теребила прядь, а потом снова послышался стук кухонной двери, и снова шаги на лестнице, на этот раз громкий топот, и — голос Неженки:

— Где ты, Сью? Ты не пойдешь танцевать? Мистер Иббз так раскочегарился, у нас там такое веселье!