Томмазо Кампанелла

В этом объединении церковной и политической власти исследователи утопии Кампанеллы видят теократические устремления калабрийского реформатора. В. П. Волгин объясняет проникший на страницы «Города Солнца» «идеал церковно-политического режима» чаяниями «интеллигентских кругов, к которым принадлежал сам Кампанелла», влиянием «старых феодально-церковных традиций» (5, стр. 27). В. Ф. Асмус видит в теократических идеях «вынужденное приспособление… к условиям современности»; «Кампанелла, монах-доминиканец, пленник и жертва инквизиции, вынужден был облечь свои общественно-политические и коммунистические идеи» в «мистическую и теократическую форму» (53, стр. 102).

Нам представляется, что в учении об идеальной государственной власти Кампанелла исходил не из своего монашеского прошлого и не из специфических интересов интеллигентских кругов. В своей социальнополитической программе Кампанелла передает руководство обществом в руки ученых-философов. Именно знание, наука — в том ее понимании, которое характерно для натурфилософии Кампанеллы, наука, обладающая «магической» силой воздействия и знанием явных и тайных сил природы, — лежит в основе разумной организации всей хозяйственной и общественной жизни коммунистической общины Города Солнца. В этом же научно-философском, магическом духе истолкованы Кампанеллой и «натуральная религия», «закон природы» соляриев. Функции ученого, священнослужителя и политика совпадают. Теократия Кампанеллы не есть перенесение в коммунистическую утопию традиций средневекового католицизма. В теократической форме им выражена мысль о первостепенной роли науки и ученых в коммунистической общине. Теократия Кампанеллы сильно отдает технократией.

Вместе с тем «магическая» религия соляриев имеет еще одну важную общественную функцию в утопии-программе Кампанеллы. Сохраняя в идеальном государстве религию, Кампанелла исходит из представления о важнейшем значении духовного единства в жизни общества. «Первым орудием власти является язык, а вторым меч», — писал он в «Испанской монархии» (23, стр. 154). «Общность душ создается и сохраняется благодаря основанной на науке религии, которая есть душа политики и защита естественного закона», — подчеркивал он эту свою мысль в «Политических афоризмах» (28, стр. 91). «Вера и религия обладают магической силой в государстве», — убеждал он венецианцев в памфлете «К Венеции» и пояснял далее свою мысль: «Более того, религия, будь она истинной или ложной, обладает хотя бы естественной магической силой, так как объединяет людей» (30, стр. 105–110).

В принятии религии как магической силы, объединяющей общество, Кампанелла пытался разрешить задачу духовного сплочения своей коммунистической общины. Иной силы, способной воздействовать на массы, калабрийский мятежник не знал. В его теократии воплотились идеал научного руководства обществом со стороны ученых-специалистов и одновременно стремление с помощью магически истолкованной религии обеспечить духовное единство Города Солнца.

…Калабрийский заговор потерпел неудачу. Но Кампанелла не отказался от своих планов всеобщего преобразования. Осуществлению их посвящены были последующие годы жизни мыслителя.

На поверхностный взгляд «Город Солнца» стоит особняком среди других политических сочинений Кампанеллы, таких, как «Политические афоризмы», «Испанская монархия», «Монархия мессии», «О царстве божьем», не говоря уж о таких конкретных политических памфлетах и панегириках, как «Речи к итальянским князьям», «К Венеции», «О свободе и счастливом подчинении церковному государству». Если Л. Амабиле и А. Э. Штекли противопоставляют «Город Солнца» другим политическим сочинениям Кампанеллы как написанным «на случай» и не выражающим его подлинных взглядов, то современные католические исследователи считают именно «Город Солнца» сочинением случайным и несущественным для всей системы взглядов Кампанеллы. Так, Дж. Ди Наполи видит в нем лишь изображение дохристианского состояния общества, причем отсутствие у соляриев семьи и частной собственности он относит к «недостаткам» государства, построенного на чисто философских началах (97, стр. 90–91). Р. Америо подчеркивает принципиальное различие между коммунистической утопией, выросшей из калабрийского заговора, и поздней утопией всемирной монархии (85, стр. 381–382). Значительно ближе к истине современный итальянский историк Луиджи Фирпо и советская исследовательница Л. С. Чиколини, показавшие глубокое внутреннее единство и преемственность политических взглядов Кампанеллы, нашедших свое выражение в самых различных его произведениях (99, стр. 196; 73, стр. 264–265).

Провал калабрийского заговора объяснялся не только подлостью предателей и коварством испанских властей. Народ — те самые плебейские массы города и деревни, во имя которых выступал Кампанелла, — был далек от заговора и не поддержал мятежников.

Настроения Кампанеллы после неудачи калабрийского заговора нашли наиболее яркое выражение в сонете «О простом народе»: