Читаем Томас Мор полностью

Трактовка «Утопии» Р. Джонсоном имеет много общего с концепцией другого современного исследователя творчества Мора — Г. Гербрюггена. Если Чемберс в свое время утверждал, что «Утопия» со всеми ее порядками основана на религиозном энтузиазме (см. 74, 137), то Гербрюгген оспаривает эту точку зрения, полагая, что основу идеального устройства утопийцев составляет этика, рассматривающая добродетель как жизнь в согласии с природой и подчиняющаяся диктату разума (см. 79, 255). Гербрюгген отчасти прав, подчеркивая близость этической концепции «Утопии» и «Похвалы глупости» Эразма Роттердамского (см. 79, 621, прим. 10). Однако мы не можем с ним согласиться, когда он пытается объяснять рационализм утопийской этики в духе средневековой теологии — как некую свободу от вожделений гордыни, обретаемую в результате подчинения человека диктату разума, свободу, о которой писал в своей «Сумме теологии» Фома Аквинский (см. 79, 255). Это сопоставление рационалистической этики «Утопии» с «Суммой теологии» весьма искусственно и недостаточно аргументированно. Гербрюгген решительно отвергает концепцию тех историков, которые рассматривают «Утопию» как источник социалистических и коммунистических идей (К. Каутский, Р. Эмис, В. П. Волгин). С его точки зрения, «этос», основной смысл «Утопии», отнюдь не в моделировании коммунистического государства, поскольку Мор вовсе не смотрел на свой труд как на практическую программу действия. Напротив, по мнению Гербрюггена, «этос Утопии в ирреальности утопической идеальности, в невозможности осуществления изображенного Мором коммунистического идеала… Не будучи моделью или практической программой, „Утопия“ — скорее явление противоположного характера» (79, 259). Как полагает Гербрюгген, Мор нарисовал утопийское государство для того, чтобы как в зеркале показать недостатки и злоупотребления, господствующие в действительном мире. Идеальность Утопии лежит в «нигдее», и людям, несмотря на все их попытки, этой идеальности не достигнуть. В приписываемой Мору концепции невозможности совершенства в этом мире, где ход истории в конечном счете осуществляется по приговору божьему, Гербрюгген видит влияние христианской антропологии и теологии. Иными словами, противопоставление идеального государства Мора порочной общественно-политической системе XVI в. Гербрюгген склонен рассматривать как противопоставление эсхатологического и исторического состояния общества. Ключ к пониманию «Утопии», по его мнению, в следующих, обращенных к Мору словах Рафаэля Гитлодея, главного персонажа «Золотой книжечки»: «…если бы ты побывал со мною в Утопии и сам посмотрел бы на их нравы и законы… ты бы вполне признал, что нигде в другом мире ты не видал народа с более правильным устройством, чем там» (15, 4, 106). Убеждение Мора в неосуществимости идеала, по словам Гербрюггена, разделяли и другие гуманисты, близкие к автору «Утопии», в частности Гийом Бюде и Эразм Роттердамский.

Из сказанного выше ясно, что для понимания гуманистической концепции как самого Мора, так и мыслителей его круга, наряду с социально-политическими проблемами «Утопии» важно исследовать также и ее этические и религиозные аспекты. Эта задача стала особенно актуальной в современных условиях, когда в зарубежной историографии стремление свести все идейное содержание «Утопии» к христианской этике получило весьма широкое распространение. Так, например, Дж. Эванс в статье «Царство внутри „Утопии“ Мора» утверждает, что, хотя название книги Мора — «О наилучшем устройстве государства», в действительности тема ее иная. Мор меньше всего касается идеального политического строя, но более всего — состояния человеческого духа, или того, что Христос определил как главное в Новом завете, провозгласив: «Царство божие внутри нас». Основная тема «Утопии», утверждает Эванс, не столько радикальное изменение существующей политической системы, сколько изменение человеческого духа и обращение его к идеалам Христа[4]. Тем самым выхолащивается оригинальность «Утопии», отрицается ее значение как выдающегося произведения общественной мысли, не только выражавшего насущные потребности времени, но и намного опередившего свой век в смелой попытке проектирования совершенной общественной системы, которая покончит с существованием классов и эксплуатацией.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мыслители прошлого

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии