Томас Мюнцер

Тираны пришли сюда, желая перебить всех бунтарей. Но они боятся честного сражения и мечтают, чтобы крестьяне выдали зачинщиков и сдались. Братья знают, что он, Мюнцер, начал этот поход не по собственному разумению, а по божьему приказу. Он не хвалится храбростью и никогда раньше не был воином, но раз бог повелел — надо стоять до конца.

Сегодня враги будут истреблены! Господь часто говорил, что поможет праведным искоренить нечестивых. Сегодня они просят всевышнего сдержать слово и не должны сомневаться, что счастье будет на их стороне. Тираны будут повержены! Господа дерут с народа шкуру и тратят все, что достается ему потом и кровью, на блудниц и бесполезную роскошь. Они ничего не хотят знать о своих обязанностях, а, наоборот, чем дальше, тем больше, пользуются властью ради собственной выгоды, давят народ новыми тяготами, губят людей и разоряют страну в ненужных межусобицах, грабят, жгут, убивают.

Такую власть и таких властителей надо, не колеблясь, уничтожить! Зря некоторые думают, что, избегая сражений, можно чему-нибудь помочь. Князья от своего не откажутся и будут продолжать тиранство до тех пор, пока их не свергнут и не обратят в прах. Он, Мюнцер, повторяет, что день этот пришел и победа не за горами.

Его слова тонули в буре воинственных криков: «Пробил час посчитаться с тиранами!» Мюнцер еще не кончил. Он помнит, что враги настаивают на быстром ответе. Ну что же, им не придется ждать. Князья назвали его лжепророком. Он давным-давно слышит эту кличку и предлагает противникам открытый спор. Не было еще человека, который взял бы на себя смелость публично опровергнуть его учение. Сейчас, направляя послов в неприятельский стан, они так и велят передать: крестьяне, мол, согласны выдать Мюнцера, только пусть им сперва докажут, что он лжепророк. Пусть они пришлют своих людей в лагерь и всенародно опровергнут учение Мюнцера!

Трое заложников дворян охотно согласились передать этот ответ. Из них вернулся только один. Князья со всей решительностью повторяли прежние условия. Ни о каких диспутах с лжепророком не может быть и речи. Крестьяне должны немедленно сложить оружие, выдать Мюнцера и просить пощады. Им дается на размышления три часа.

Томаса обступили со всех сторон. Он видел взволнованные, гневные лица. Сраженью быть! Недолго вам еще, тираны, измываться над людьми. Час расплаты настал!

Он говорил о великом перевороте, когда власть будет отобрана у правителей и все на земле станет общим. Мир должен быть очищен от скверны, которую повсюду расплодили нечестивцы, и сделает это народ! Он был полон непоколебимой веры в грядущее торжество справедливости. И, слушая его страстные слова о близкой победе, люди, охваченные воодушевлением, преисполнялись решимостью бороться до конца.

Мюнцер стоял рядом со знаменем — огромным белым знаменем, на котором была изображена радуга. Над головой его затянутое тучами темнело небо. И вдруг — о, чудо! — на фоне свинцовых облаков появилась радуга.

— Смотрите, смотрите! — закричал Мюнцер. — Само небо дает нам знак, что правда на нашей стороне! Господь обещает помочь нам, ибо на нашем знамени радуга! Суд и возмездие ждут кровожадных тиранов! Будьте бесстрашны! Беритесь за оружие! Бог не хочет, чтобы мы шли на мир с нечестивыми властителями и оставили их безнаказанными!

Все взоры устремились вверх. Великое знамение! На суровые сосредоточенные лица легла печать особой торжественности. Кто-то затянул по-немецки псалом, переведенный Томасом. Тысячи голосов подхватили слова. Огромная толпа, тесно сгрудившись вокруг Мюнцера, стояла посреди лагеря. Внезапно со стороны холмов, где находились пушки ландграфа, загремели выстрелы. Сперва никто ничего не понял. Князья обещали ждать ответа три часа, а прошли ведь только считанные минуты! Проклятые изменники! Увидя густую толпу, они тут же приказали открыть огонь из всех пушек. Ядра, врезаясь в гущу людей, производили страшные опустошения. Вагенбург был разнесен в щепки. Началось смятение. Мюнцер еще пытался восстановить порядок, хотел остановить бегущих. Но это было уже не в его силах. В лагерь ворвалась неприятельская конница. Лес был близко, но его не достичь: враги перерезали дорогу. В страшной давке масса бегущих ринулась вниз, к городу. Ворота были завалены бревнами. И отступающие и преследователи торопились перебраться через стены. В овраге дрались особенно ожесточенно. Смельчаки уложили несколько всадников и, отбиваясь, отходили к Франкенхаузену. Мюнцер, раненный в голову, едва держался на ногах. Ему помогли пролезть сквозь пролом в стене. В городе уже шла резня. Ландскнехты, разобрав завалы, распахнули ворота. Узенькие улицы были запружены обезумевшими людьми. Всадники рубили направо и налево. Лязга оружия почти не было слышно — все тонуло в море криков. Везде — во дворах, на площади, в домах и церквах — шла беспощадная бойня. Пьяные от крови наемники развлекались, как могли: прятавшихся в домах они вытаскивали на улицу под ноги лошадям или просто выбрасывали из окон. На мостовой рейтары добивали их пиками.