Томас Мюнцер

Так дальше продолжаться не может! Отчаявшиеся люди предрекали близкий конец света; другие, посмелее и порешительней, настойчиво твердили о необходимости перемен.

Достаток в семье был — не было согласия. Томас тяжело переживал ссоры родителей. Мать от зари до зари хлопотала по хозяйству, а отец изводил ее попреками. Его ремесло доставляло необходимые средства к жизни и обеспечивало ему видное положение. Но, человек расчетливый и скупой, ревниво сберегающий каждый грош, он постоянно корил жену, что она принесла ему нищенское приданое. Настоящей любви между отцом и сыном никогда не было. Зато родственники с материнской стороны относились к мальчику очень заботливо. Особенно любил его дядюшка Мориц, владелец маленькой типографии в Эльстерберге, весельчак и балагур.

Смышленость мальчика рано обратила на себя внимание учителей. Он делал поразительные успехи в латинском языке и читал уйму книг. Было ясно, что он пойдет по ученой части.

Детство Томаса прошло в Штольберге. Городок раскинулся среди живописной местности. С северо-востока поднимались величественные горы Гарца, покрытые вековыми лесами, а на юго-запад уходили в бесконечность дали плодородной равнины.

В 1503 году, когда в Штольберге не стало работы, семья Мюнцера переселилась в лежащий неподалеку Кведлинбург. Томасу было четырнадцать лет. Монетный двор, на котором работал отец, принадлежал монастырю, и аббатиса разрешала Томасу пользоваться книгами из монастырской библиотеки.

Семнадцатилетним юношей он направился в Лейпциг и записался в университет. Занятия философией и теологией перемежались с изучением медицины. Его врачебные познания были настолько велики, что кое-кто предпочитал за советом обращаться к нему, а не к лекарям. Смысл жизни он видел в служении людям и, выбирая окончательно путь, колебался — исцелять тела человеческие или души?

Кипучая энергия переполняла все его существо. Нет, он не создан для роли отшельника иль созерцателя! Он страстно любил книги, но еще больше любил людей. В его натуре редкая усидчивость сочеталась с крайней непоседливостью. Он целыми днями проводил за латинскими книгами, но никогда не мог долго находиться на одном месте. Ученые трактаты — это еще не главное. В них лишь крупицы настоящей жизни, а сама она, горькая и радостная, бесконечно сложная и простым-простая, — на больших дорогах, в прокопченных избах, на сходках мастеровых и в дешевых шинках, где рабочий люд, пропивая последний грош, выкладывает свои горести и свои надежды.

Сызмальства Томас любил странствовать. Мир так велик! Он то и дело оставлял свои занятия, чтобы отправиться в путь. Он не брал с собой почти никаких вещей, но носил много разных выписок и черновиков. А если случалось раздобыть любопытные книги, его дорожный мешок становился совсем тяжелым. По виду он ничем не отличался от бродячих школяров, которые в изобилии ходили по стране, — невзрачный, среднего роста, скромно одетый парень с немного скуластым, как тогда говорили, «скифским лицом». Он нигде не был лишним — ни в кругу спорящих рудокопов, ни на крестьянской свадьбе, ни у костра хвастливых ландскнехтов. Он быстро сходился с людьми, писал неграмотным письма, ухаживал за больными. Незнакомые пускали его ночевать, делились с ним ломтем хлеба или кружкой пива. Много друзей у него было среди книгонош и печатников. Временами, чтобы подработать, он поступал корректором в типографию.

Он оставлял за своими плечами десятки городов и сотни деревень. Сколько он слышал гневных речей и горьких жалоб!

Господа совсем потеряли стыд: они силой принуждают мужика на себя работать, увеличивают барщину, изобретают новые поборы, они хотят всех превратить в крепостных! Люди, словно скотина, питаются травой или грызут кору, а господа, ограбив собственных подданных, предаются разгулу. Они только и делают, что обжираются и пьянствуют, сломя голову носятся за дичью и травят посевы.

Князья сидят в своих замках за толстыми стенами и широкими рвами. Что видит бедный люд от правителей, кроме гнета и зла? Господин может в любое время заставить мужика делать все, что ему заблагорассудится. Нет ни одного дня ни зимой, ни летом, когда крестьянин спокоен, что на него не взвалят какую-то работу. Раньше он обязан был пахать, жать и косить, теперь должен еще нарубить и доставить в замок дров, возить навоз и сено. Над господским льном мучается вся семья: вырасти его, высуши, растрепи, увяжи в тюки. Малых детей и тех побоями принуждают работать.

Избави бог, барин задумает строиться — бросай все и вози ему известь, камень и тес. В страдную пору гонят по грибы, за можжевельником иль барбарисом. Крестьяне находятся в большем рабстве, чем иудеи у фараона: те хоть получали за подневольный труд достаточно еды и могли спать по ночам.