Лживые речи Лютера действовали на умеренное крыло восставших. Крестьянские вожди во главе с Гиплером пытались привлечь не только дворянство и народ на сторону крестьян, но и самого Лютера. Однако в решительный момент Лютер окончательно занял сторону князей-абсолютистов. Его позиция была уже ясна в тот день, когда исчезли надежды на мирный исход. Еще в «Увещании» есть слова, которые изобличают мнимого защитника «бедных людей» — Лютера. «Оставьте вы, — обращается он к крестьянам, — в покое имя христианина и не, делайте из него покрова для своих позорных предприятий, свидетельствующих об отсутствии в вас терпения, миролюбия, христианства; этого я не потерплю и не допущу с вашей стороны. Итак, ваше прозвище и звание должны быть и будут такие: вы люди, которые борются потому, что не желают, да и не должны терпеть несправедливости и зла, как этого требует природа». Этим Лютер заранее отгораживался от революционного движения крестьян. Он об’являл их борьбу не христианским делом. Он заранее развязывал руки, чтобы в решительный момент во имя божественной справедливости благословить князей на кровавую расправу с крестьянами.
Его увещания не произвели никакого впечатления. Крестьяне становились смелее, требования их революционнее. 5 мая умер курфюрст Фридрих. Наследовавший ему герцог Иоанн, так же как и другие могущественные князья Средней Германии, — ландграф гессенский Филипп, герцог саксонский Георг, — не думали о каких-либо уступках крестьянам. Они готовились огнем и мечом принудить крестьян к повиновению. Было очевидно, чего ожидают от Лютера его покровители. К этому еще прибавилось оскорбленное самолюбие Лютера. Когда он предпринял агитационную поездку в Гарц и Тюрингию, народные массы не хотели его слушать. Во время проповедей над ним насмехались, ему угрожали. Лютер же любил почет — «глубоко затаено в душе нашей желание, чтобы люди благоволили к нам», — говорил он, а «бедный люд» не желал признавать его авторитета.
Не успели предать земле останки умершего в Лохау Фридриха, как Лютер сказал свое последнее слово в сочинении «Против убийственных и разбойничьих шаек крестьян» — в самом, может быть, мрачном, кровожадном и циничном произведении этого сурового и беспощадного времени. Он откровенно звал князей, дворянство и всех своих единомышленников в новый крестовый поход, цель которого — поголовное истребление бунтовщиков.
«Всякий, кто в силах, должен помогать душить и резать явно и тайно, всякий должен думать, что нет ничего более ядовитого, вредного и дьявольского, чем восставший человек. Он подобен бешеной собаке, которую надо убивать. Если ты не убьешь ее, то все равно она искусает тебя и целую страну… Поэтому теперь нельзя дремать. Теперь не нужны терпение и милость, теперь время меча и гнева, а не милосердия. Кто падет, сражаясь за власть, тот будет мучеником перед господом… Умирающие же на стороне крестьян обречены на вечные муки ада… Теперь настали такие странные времена, что князь лучше может заслужить царствие небесное кровопролитием, чем другие молитвами… Пусть всякий, кто в силах, режет, бьет и душит».
И тут Лютер во всеуслышание заявил, чьей революционной деятельности он больше всего боялся и кого он больше всего ненавидел. Это к Мюнцеру относятся слова его: «Они творят дело дьявола, особенно же отличается архидьявол, царствующий Мюльгаузене и учиняющий только разбой, убийства и кровопролитие. О нем именно Христос и сказал, что он убийца искони».
Устами Лютера господствующие классы призналв Томаса Мюнцера самым опасным и грозным врагом. Это означало, что отныне Мюнцер об’явлен вне закона и нечего ему ждать пощады. Лютер преувеличивал свою роль в подавлении крестьянского восстания, хвастливо утверждая, что он «в восстании убил всех крестьян, ибо велел их умерщвлять. Вся кровь их на мне». На самом деле Лютер только покорно выполнял волю своих титулованных хозяев и в нужный момент возвестил последователям своего религиозного учения, что творимые князьями гнусности есть прямой путь к достижению царства небесного.