Том второй

Очнулся русский человек после века угара, после пьяного кровью и слезами века, после века бреда и морока, и нашёл себя в разрушенном храме, где пахнет мочой и голубиным помётом, где стены исписаны известными словами. Что теперь? Отстроить бы храм заново, да денег нет. Даром работать – соседи засмеют, жена заест. Убрать бы мусор, поскосить бурьян вокруг. Мелкая задача; при нашем размахе либо сразу всё, либо ничего не надо. Прийти после работы, стереть со стен похабщину – сил нет. И так стоит он, чешет темя, разводит руками, не зная, что делать со свалившимся на голову наследством, с этой церковью, с этой землей, с этим миром и с собой самим. А, постояв, пожалуй, ринется вновь в привычный угар и пьянство, оставив детям тоже привычные (до бессмысленности привычные) «вечные», они же «проклятые», вопросы. Век пройдёт, дикие дети одичавшего человека на том же месте поскребут затылок и махнут рукой: нам что, больше других надо? Гори всё огнём! Разруха станет средой обитания, привычным порядком вещей. А ведь заброшенный храм – древние кирпичи, допотопная кладка – простоит ещё и сто, и двести лет. Памятник архитектуры, памятник проклятому славному прошлому, памятник «новой России».