Том Сойер - разбойник

Когда Орька понял, что дежурить придётся одному, он рассчитал, что ему придётся делать вдвое больше работы и это займёт вдвое больше времени. Следовательно, в школу нужно будет прийти пораньше. Занятия у нас начинались в то время в восемь. Орька ухитрился прийти в школу в семь.

— Не пущу! — сказала ему сторожиха. — Ишь те не спится! Ты бы ещё засветло приволокся! Какое ещё дежурство? Нормальные дежурные приходят за пятнадцать минут до начала уроков!

— Тёть Маша! — взмолился Орька. — Тот, с кем я сижу, не придёт. Понимаете — я один… И потом — живу далеко. Аж у самого железнодорожного переезда. Чего я назад пойду? Я сейчас приберу класс, а потом здесь, во дворе, побуду…

Тётя Маша в сущности была доброй. Тем более, сын её — Венька — учился в нашей же школе, в пятом классе. Фамилия его была Аполлонов, поэтому прозвище ему приклеили Аполлон, и славился он в своём классе как первый лентяй.

— Ну что ж, ежели во дворе… — сдалась тётя Маша. — Только смотри — в спортзале на голове ходить будешь, сразу же выгоню!

— Не, тёть Маша, я тихо… — заверил Орька и честно посмотрел сторожихе в глаза.

Ещё когда Орька вышел из дому, с ним случилось маленькое приключение. Он увидел, что на их улице с одного края была выкопана довольно глубокая канава и около этой канавы, на краю, лежала длинная ржавая труба. Впрочем, канава и труба существовали на улице уже третий день. Но на этот раз Орька увидел кое-что новое. Рядом с трубой, недалеко от их дома, стоял какой-то железный агрегат, похожий на сундук на железных колёсах. И около этого сундука на земле стояли две железные бочки с круглыми крышками, похожие на большие банки из-под масляной краски.

Проходя мимо, Орька не удержался и приподнял крышку одной из бочек. От того, что он в ней увидел, у него захватило дух. Бочка до половины была наполнена карбидом — серыми камешками, похожими на мелкий щебень.

О, никому из мальчишек не нужно было объяснять, что это такое!

Если насыпать карбид в бутылку, плотно набить туда тряпок, залить водой и заткнуть горлышко хорошей пробкой, получится граната. Она взрывалась через некоторое время глухим ударом, разбрызгивая во все стороны белые струи извести и выпуская клуб вонючего пара.

Можно было просто бросить карбид в лужу и, когда начиналась реакция, поджечь выделяющийся пузырями газ. Он вспыхивал длинным голубоватым языком, и при этом слышался резкий хлопок, как от выстрела.

Можно было…

Э, сколько можно было чудесных вещей делать с карбидом! Вот только добыть его было невероятно трудно. А тут…

Орька оглянулся направо, налево.

Улица была пуста.

Через минуту он почти бежал в школу, придерживая рукой приятно-тяжёлый карман куртки…

— Не, тёть Маша, я тихо… — заверил Орька и ещё раз честно посмотрел сторожихе в глаза.

— Ну что с тобой делать… Иди. Орька взбежал по лестнице на второй этаж и распахнул дверь нашего класса.

В тишине затаились, присели перед учительским столом шеренги парт. Сонно круглился на шкафу глобус. За окнами лежал серый, пустынный двор.

Никогда ещё Орька не приходил в школу так рано. Никого — ни в учительской, ни в коридоре, ни в библиотеке. Даже страшно немного.

Он сунул портфель в ящик своей парты и начал дежурить.

Первый урок — математика. Алексей Павлович требовал, чтобы доска была идеально чиста.

— Даже случайная точка может иногда изменить результат вычисления, — любил говорить он и тут же приводил пример, как однажды в каком-то важном расчёте какой-то инженер сделал ошибку из-за того, что между цифрами 2 и 3 в числе 23 на бумаге оказалась точка — бумага была с техническим браком. И результат у инженера получился такой, что дом, построенный по его проекту, рухнул, как только его покрыли крышей.

Орька сбегал в туалет, начисто вымыл тряпку и буквально вылизал ею доску. Потом достал из классного шкафа свежую палочку мела и положил её в лоточек доски. Потом вынул из шкафа бутыль с чернилами.

Мы в то время писали не авторучками, а простыми деревянными, с пёрышками. Каждый выбирал себе перо по вкусу — «рондо» для красивого почерка с нажимом, «86» для ровных, как бы связанных тонким крючочком строчек, «уточку» или «скелетик» для слов без нажима, «сердечко» для изящных округлых букв. Кроме красивого письма, перья существовали для азартной игры в «стукалку», или «перевёртыша». Наш класс славился двумя чемпионами. У чемпионов походка была дребезжащей от сотен выигранных перьев в карманах.

На партах, в специально высверленных луночках, стояли стеклянные чернильницы-непроливашки. В обязанности дежурного входило следить, чтобы непроливашки всегда были полными.

Иногда за какую-нибудь обиду можно было отомстить своему противнику, насовав ему в чернильницу пойманных здесь же на окне мух. Мух было невероятно трудно вытряхнуть из непроливашки, и обычно такая чернильница заменялась новой.

Орька заправил непроливашки на партах и на учительском столе свежими чернилами, сунул бутыль обратно в шкаф и спустился в нижний коридор, где были часы.

Он не поверил глазам. На дежурство у него ушло всего десять минут!

Школа молчала, как пустой ящик. Даже тёти Маши не слышно.