Том II

Стр. 27, 21 строка. В рукописи: его деятельности. О подобных веиіах было бы [совестно и] не нужно и говорить, если бы глубокомысленными системами не затемнялось [то, что известно] иногда воззрение, ясное всякому, незнакомому с ними человеку. В том нет сомнения

Стр. 28, 13 строка снизу. В 1-м издании: Вольтера, Гёте, Вальтера Скотта. Борьбы

Стр. 29, 10 строка. В рукописи: пал Сюлли, так нисколько не был виноват в своей погибели Колиньи. До некоторой степени

Стр. 29, 19 строка. В рукописи: любят друг друга; Дон-Карлос и маркиз Поза виноваты тем, что благородные люди; и, наконец, ягненок в басне, пьющий воду из одного ручья с волком, также виноват: зачем он шел к ручью, где мог встретиться с волком? а главное, зачем не запасся он такими зубами, чтобы самому съесть волка? Мысль видеть

Стр. 29, 3 строка снизу. Для 3-го издания выпущена фраза, начинающаяся словами: «Правда, мы могли бы не забывать», и следующая за ней.

Стр. 29, 17 строка снизу. В 1-м издании: столкновения новейшие эстетики исходят от мысли

Стр. 30, 1 строка. Для 3-го издания исправлено: жизни. Однако многим романистам и всем авторам трактатов об эстетике непременно

Стр. 30, 6 строка. В рукописи: далеко не все гнусности, дслеко не все преступления. Так напр. нарушение нравственной чистоты общество [наше] считает позором только для женщины, а не для мужчины. По мнению большинства, мужчине даже не мешает покутить, даже совестно не покутить в молодости. А если голос

В рукописи слово гнусности подчеркнуто карандашом и отчеркнуто на полях. — Слово наше зачеркнуто и исправлено автором на нашего времени.

Стр. 30, 16 строка. В рукописи: мнения, [не всегда наказываются даже угрызениями совести.] Потому нельзя

Стр. 30, 19 строка. Для 3-го издания вставлено: на человека и не в ней сущность его.

Стр. 30, 2 строка снизу. В рукописи: чисто случайно (вопроса этого я должен буду коснуться, говоря об отношении искусства к действительности); во-вторых

Стр. 31, 4 строка. В рукописи после слов: трагедий Шекспира, следует: Последняя мысль требует обширного развития, которого не допускают пределы настоящего сочинения, и потому я могу высказать ее теперь только как мнение, предоставляя себе право доказать ее в другом месте. Объяснять, почему страшно, трагически действует на человека зрелище страдания или погибели человека, кажется мне совершенно излишним. Но мне кажется не совершенно лишенным научного интереса указание на особенный вид трагического, самостоятельность которого, сколько мне известно, не признана еще в эстетике.