Том II

В основании повести г. Шпилевского лежит мысль добрая и справедливая; некоторые страницы рассказа показывают уменье говорить с детьми, — и книжку, нами прочитанную, можно было бы назвать хорошею детскою книжкою, если бы сантиментальность и неправдоподобие многих подробностей не вредили ее достоинству. Дело в том, что сын небогатого помещика, мальчик лет двенадцати, встречается с другим мальчиком, несчастным цыга-ненком-сиротою, которого в таборе бранят и бьют все, хотя этот мальчик, выученный различным фокусам, кормит табор своими представлениями. Барченку жаль бедного цыганенка, в котором он видит мальчика доброго и умного; он упрашивает своего отца выручить маленького Мартина из несчастного положения; отец соглашается, и Мартин принят в дом своего маленького покровителя, делается товарищем его игр, учится у него читать и всей душою привязывается к барченку. Это было в каникулы; когда каникулы кончились, барченок отправляется в гимназию, Мартин остается в доме его отца и через несколько времени начинает так сильно тосковать о своем приятеле и благодетеле, что решается бежать из деревни в город, где учится барченок, сбивается с дороги, два дня бродит по лесу без пищи; наконец, найден и возвращен в деревню, — но от простуды и голода опасно занемогает; больной, он получает от своего друга письмо, наполненное упреками: один из товарищей по гимназии сказал маленькому его покровителю, что Мартин убежал в лес, увлекшись цыганскою привычкою воровать, и гимназист поверил этому. Огорченный упреками его, Мартин занемогает еще труднее, и гимназист, разубежденный в своих несправедливых подозрениях письмом отца, приезжает в деревню, чтобы утешить и поддержать дух своего приемыша, — но уже поздно: бедный Мар-

тин умирает, осыпая выражениями признательности и любви своего маленького друга, который теперь вдвое сильнее прежнего понимает, какую беду наделало его опрометчивее письмо. Читатели видят, что цель повести — внушить сочувствие к бедным, бесприютным, показав, что эти люди за ласку и ^ободрение платят безграничною привязанностью и при малейшей возможности становятся людьми добрыми; с тем вместе показать, как осторожен каждый должен быть в подозрениях. Жаль, что многие сцены рассказа, развивающего эти здравые мысли,'испорчены излишнею сантиментальностью и что автор сделал его не совсем правдоподобным, заставив помещика не только дать приют цыганенку, но и ухаживать за ним, будто за знатным приемышем. Если г. Шпи-левский намерен продолжать издавать повести для детей, то мы советовали бы ему обращать более внимания на простоту языка и естественность в развитии сюжета, — тогда его повести будут лучше изданной теперь, которою мы только наполовину довольны.

О быте крестьян в Казанской губернии. Казань. 1855 5

Аксентий Иванович Поприщин в одном месте своих любопытных «Записок» ² замечает, по случаю присланного в «Северную Пчелу» описания какого-то бала в городе Курске, что «курские помещики хорошо пишут». Автор настоящей брошюры — житель Казани, решился затмить столь почетную известность курских помещиков и, по выражению Сумарокова, «принести честь своей родине», описав быт крестьян Казанской губернии таким игривым слогом, которому позавидуют корреспонденты наших газет, описывающие великолепие губернских балов. Тема у автора, повидимому, очень солидная, — повидимому, она дает возможность только передать читателям дельные сведения, но никак не представляет случаев блеснуть остроумием, — но посмотрите, какими бриллиантами умел ученый автор украсить свой сухой предмет. Он описывает татар и, вдоволь пошутив по случаю того, что на французском языке называются они les tartars, будто бы нахлынули на Европу из тартара, продолжает:

Голова крещеного и некрещеного татарина, по совершенно излишнему в здешнем климате подражанию юго-восточным народам, или, говоря словами Грибоедова, «рассудку вопреки, неперекор стихиям», непременно выбрита. Вообще, татары народ развязный и красивый. Увы! я не могу сказать того же о татарках!.. Конечно, я не разделяю мнения тех этнографов, которые, подобно г. Фуксу, утверждают, будто они от природы неуклюжи, будто лица у них калмыковатые с резко выдавшимися скулами. Но уж и я, снисходительнейший из людей, совершенно согласен, что они неповоротливы от сидячей жизни. Посудите сами: богатые татарки с наслаждением предаются кейфу, расслабляющему силы телесные и душевные! Здесь уже не может быть и речи о телесной ловкости и развязности. Они либо не знают, либо забыли, что первообразцам их, арабским красавицам, говорят как обыкновенный комплимент: «уста твои пунцовы, как геннах, зубы твои белы, как слоновая кость!»

В небольшой брошюрке, украшенной такими любезными цветами иронии, дельные замечания или сухие факты, по необходимости, заняли место второстепенное, — их почти нет.