Том II

Фединька не любил учиться, а Петинька любил учиться; Фединька говорил: я сам все знаю, а Петинька говорил: ежели я не стану учиться, то ничего не буду знать. Когда они выросли большие, Фединька ничего не знал, а Петинька стал умным человеком.

Все нашли, что повесть Анеты слишком суха и тривиальна и что едва ли даже не переведена она с немецкого или какого-нибудь другого языка; потому не стали о ней говорить и разошлись в приятной уверенности, что слышали четыре замечательные произведения и что были свидетелями возникновения четырех литературных направлений. Кроме того, все гости были уверены, что вечер был проведен очень поучительно, и что если, с одной стороны, было прочитано четыре прекрасные и глубокие произведения, то, с другой стороны, было высказано очень много дельных замечаний и очень важных мыслей. Две или три из этих мыслей были даже сказаны мною; потому я остаюсь в приятном убеждении, что вечер был приятен, занимателен и вообще прошел не бесполезно.

Но один из гостей, не участвовавший в наших рассуждениях, идя со мною по дороге, сказал, будто бы мы сами себя обманываем; будто бы прекрасные повести, нами слышанные, были совершенно ничтожны и будто бы о них не стоило говорить. — Почему же они ничтожны? — спросил я его, обидевшись. Но он, по какому-то странному капризу, заговорил о погоде, не отвечая на вопрос, что мне показалось вовсе неучтиво.

<ИЗ № 4 «СОВРЕМЕННИКА» >

Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского Московского университета за истекающее столетие, по день столетнего юбилея, января 12-го 1855 года, составленный трудами профессоров и преподавателей. Москва, 1855. Два тома.

История императорского Московского университета, написанная к столетнему его юбилею ординарным профессором С. Шевыревым. 1755–1855. Мосг^а. 1855.

Эти труды, изданные по случаю столетнего юбилея Московского университета, не только всегда останутся в числе главнейших материалов для истории самого университета, но, при чрезвычайной важности этого учреждения в общей истории русской образованности, должны сделаться справочными книгами для всех вообще занимающихся историею просвещения и литературы в России. Давно уж не выходило книг, столь драгоценных в этом отношении. «Биографический словарь воспитанников Московского университета», приготовляемый теперь к изданию, будет необходимым и, быть может, важнейшим в ряду капитальных изданий, которыми дарит нас достопамятный юбилей.

Если б от нас требовался полный разбор общей системы этих трудов, оценка и пересмотр всех подробностей, ими сообщаемых, мы должны были бы отложить извещение о них до появления в

свет «Биографического словаря воспитанников», который должен раскрыть важнейшую сторону значения Московского университета— его влияние на развитие русского образованного общества, умственной, государственной, ученой и литературной жизни в России. Без того наши понятия о деятельности первого из русских университетов будут неполны. Но знакомство с исто-риею университета уже значительно расширяется изданными теперь тремя томами материалов; и потому, отлагая пока мысль о полноте и всесторонности нашего отчета, мы не можем теперь умалчивать о важных трудах, которыми по справедливости уже должны интересоваться.